Невероятный уменьшающийся человек - [7]

— Я устал быть подопытным кроликом, — продолжал Скотт, не желая вновь погрузиться в неуютную отчужденность молчания. — Я устал от исследований обмена веществ и анализов на содержание протеина; видеть не могу радиоактивный йод и воду с барием. Меня едва не свели с ума все эти рентгеновские снимки, лейкоциты и эритроциты, и висящий на шее, как украшение, счетчик Гейгера. Боже, по тысяче раз на дню в меня тыкали градусником! Ты не представляешь себе, что это такое. Хуже инквизиторской пытки. А проку? Ни черта. Они же не нашли ни шиша. Да и никогда ничего не найдут. И за все это, спасибочки, я еще должен им тысячи долларов. Да я...

Скотт откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Гнев, вызванный сравнительным пустяком, не только не дал желаемой разрядки, но еще больше распалил.

— Они не успели закончить обследование, Скотт.

— А счета? Как быть с ними? Ты об этом подумала?

— Я думаю о твоем здоровье, — ответила Лу.

— А кто же из нас раньше постоянно дергался из-за того, что не хватало денег?

— Ты несправедлив ко мне.

— Неужели? Хорошо, ну, для начала, с чего это мы бросили Калифорнию и приехали сюда? Из-за меня? Это я, что ли, решил, что мне надо обязательно войти в дело Марти? Да мне и на старом месте было хорошо. Я не... — Скотт прерывисто вздохнул. — Забудь все, что я сказал. Извини меня, пожалуйста. И все же я не собираюсь возвращаться в Центр.

— Скотт, ты раздражен, тебя задели. Поэтому-то ты и не хочешь...

— Я не вернусь обратно, потому что это бессмысленно, — отрезал он.

Несколько миль они проехали в молчании. Затем Лу сказала:

— Скотт, неужели ты действительно думаешь, что я могла деньги ставить выше твоего здоровья?

Он не ответил.

— Неужели?

— Что говорить об этом, — пробормотал Скотт.

* * *

Утром следующего дня, субботы, Скотт получил целую пачку бланков из страховой компании, разорвал их на мелкие кусочки и выбросил в мусорную корзину. Затем, полный печальных, тягостных мыслей, вышел из дома. Во время долгой прогулки он думал о Боге, создавшем небо и землю в семь дней.

Каждый день Скотт уменьшался на одну седьмую дюйма.

* * *

В подвале царила тишина. Масляный обогреватель только что автоматически выключился и затих. Час назад смолкло сопровождаемое звяканьем сопение водяного насоса.

Вслушиваясь в тишину, Скотт лежал под крышкой картонной коробки, чувствуя себя совершенно измотанным. И все же ему не спалось. Вынужденный жить как животное, он не лишился человеческого разума и не умел впадать в глубокий естественный сон зверя.

Паук появился около одиннадцати часов.

Скотт не мог точно знать, что было именно одиннадцать часов. Просто над головой еще раздавался шум шагов, а он помнил, что Лу обычно ложится спать около полуночи.

Скотт прислушивался к методичному царапанью лап паука по картонке. Хищник двигался от одного края крышки к другому, сползал вниз и вновь на нее забирался, с ужасающим терпением выискивая хоть какую-нибудь дырочку.

Черная вдова. Люди дали пауку такое название за то, что самки после спаривания, если представляется такая возможность, убивают и пожирают самцов.

Черный с блестящим отливом паук. Узкий треугольник ярко-красного цвета на его яйцевидном брюшке еще называют «песочными часами». Тварь обладает высокоразвитой нервной системой и памятью. Ее яд в двадцать раз опаснее яда гремучей змеи.

Черная вдова вновь забралась на крышку, под которой скрывался Скотт. Сейчас паук был чуть меньше его, через несколько дней будет одного размера с ним, а пройдет еще короткое время — станет уже больше Скотта.

От этой мысли стало как-то не по себе. Как же он тогда сможет убежать от гадины?

«Я должен выбраться из погреба», — мелькнула мысль.

Глаза закрылись. Скотт обмяк всем телом, в отчаянии ощущая полную беспомощность. Уже пять недель он пытается выбраться из погреба. Но теперь шансы на успех сведены почти к нулю, ведь его рост уменьшился в шесть раз по сравнению с первым днем заточения.

Опять послышалось царапанье, теперь уже возле картонной стенки.

Где-то там была маленькая дырочка, и в нее паук без труда мог просунуть одну из своих лап.

Скотт лежал, вздрагивая и прислушиваясь к тому, как скребутся колючие лапы хищника по цементу. Звук напоминал скрежет бритвы по наждачной бумаге. Хотя импровизированную постель отделяли от паука не меньше пяти дюймов, Скотта мучили кошмары. Наконец он с усилием закрыл глаза и тут же в отчаянии закричал:

— Пошел прочь! Пошел прочь!

Его голос прорезал пространство под крышкой пронзительным визгом, от которого у самого Скотта заболели барабанные перепонки. Он лежал, сильно вздрагивая всем телом, а паук неистово царапал лапами по картону и по цементу, подпрыгивал, ползал вокруг крышки, пытаясь пробраться внутрь.

Судорожно дергаясь, Скотт зарылся лицом в складки платка, обернутого вокруг губки. Воспаленный от диких страданий мозг пронзила мысль: «Если бы я только мог его убить! Тогда хоть последние дни протекли бы спокойно».

Примерно через час царапанье лап прекратилось — паук уполз. Скотт очнулся от оцепенения и опять почувствовал свое тело, покрытое липким потом, и пальцы, сведенные судорогой от холода и потрясения. Он лежал, прерывисто дыша приоткрытым ртом, губы его размякли от отчаянной борьбы с ужасом.