Невероятные происшествия в женской камере № 3 - [2]

Лежа в КАЗе на полу, было трудно представить, что все закончится хорошо и быстро; но здесь, в суде, где оказалось так чисто и опрятно и даже туалет запирался на щеколду, Анина вера в счастливый исход окрепла. Когда судья предложил ей выступить, она даже немного застеснялась его клеймить. Подумала: вдруг он собирается отпустить ее на волю и она невзначай обидит хорошего человека. Выслушав ее, судья удалился в совещательную комнату на полчаса, вышел оттуда точно в срок и с самым неприступным, беспристрастным лицом отправил Аню под арест.

Потом была дорога в спецприемник. Двое ментов, которые везли Аню, ужасно хотели поскорее попасть домой, поэтому решили ехать с мигалкой, в обгон московских пробок. Мчась по улицам под улюлюканье сирены, Аня чувствовала себя крупной шишкой преступного мира. Эта часть дня тоже была разочаровывающе короткой: Аня смотрела на мельтешение домов за окном и думала, что даже самые невзрачные пятиэтажки обретают невиданную прелесть, если их тебе показывают напоследок.

У спецприемника выяснилось, что рвение Аниных конвоиров было напрасным: перед воротами обнаружилась целая очередь из полицейских машин с арестантами.

Снова потянулось ожидание. Сначала менты выходили курить из машины по одному. Потом вместе. Потом с ними вышла постоять Аня. Разговор, естественно, зашел о политике – мент постарше нравоучительно рассказывал, как сильно Аня и ее товарищи, устраивающие несанкционированные митинги, вредят работе полиции. Отчитав Аню, мент перешел к судебной системе и раскритиковал ее за то, что Аня за свои дурацкие митинги вынуждена сидеть, а он ее – возить. Следом он обрушился на правительство, которое ворует: зарплата полицейских стремительно сокращается, а работа по разгону митингов – нет. Аня попыталась робко заметить, что между воровством и митингами налицо прямая связь, но ее конвоир в собеседнике не нуждался. Беспощадно бичуя окружающий его хаос, полицейский добрался до начальника спецприемника, который держал их в очереди на жаре и оказался самым коварным и могущественным врагом. Мент костерил его на чем свет стоит под молчаливое одобрение напарника, пока их наконец не пустили внутрь.

Аня настолько утомилась за день ожидания, что уже почти хотела попасть в камеру. Но не тут-то было. Конвоиры сдали ее местным полицейским и улизнули, а ее начали “оформлять”.

Процедура оформления была многосоставной и удивительно хаотичной. Для начала менты распотрошили сумку с вещами, которую Ане в суд привезли друзья. Она сама не знала, что там лежало, поэтому вместе с сотрудниками спецприемника с любопытством изучала каждый предмет. В этом было даже что-то приятное: как будто она достает из мешка Деда Мороза подарки. Резиновые шлепки или, скажем, нарезка колбасы были так себе радость, но Аня после этого нудного дня соглашалась довольствоваться малым.

Все вещи вскрыли, разрезали и перетрясли, примерно треть вообще запретили брать с собой, еще часть посоветовали на время оставить в камере хранения, чтобы не тащить с собой все сразу. Саму сумку тоже нужно было оставить в камере хранения, потому что, имея ручку-лямку, она “представляла угрозу”. Аня сперва даже не поняла, какую именно, и наивно спросила. Важный толстощекий мент, в котором она определила главного, посмотрел на нее из-под полуприкрытых век и сказал:

– Повеситься можно. – И Аня, содрогнувшись, решила впредь помалкивать.

Кроме сумки с лямкой, недопустимыми посчитали также точилку для карандашей (лезвие!), пакет семечек (мусор!), бальзам для волос (непрозрачный!), подушку и одеяло (тоже непрозрачные!) и много чего еще, где о причинах Ане оставалось только догадываться. Впрочем, когда ей велели выбросить апельсины, она сдалась и все же робко уточнила:

– А с апельсинами что?

– Можно накачать алкоголем.

– Чего? – ошарашенно переспросила Аня.

– Некоторые шприцом протыкают и впрыскивают спирт, – утомленно разъяснил толстощекий мент. – Мягкие фрукты и овощи не принимаем. Можно только яблоки, морковь, лук. И редис.

Когда Аня сгрузила растерзанные остатки вещей в пакет, ее повели к врачу на осмотр. Он проходил в маленькой каморке, примыкавшей к дежурной части. Посторонних здесь не было, но глазок камеры в углу под потолком намекал на сомнительную приватность.

Врачом оказалась нестарая пухленькая женщина в очках, которая могла бы показаться милой, если бы не выражение невыразимого презрения на лице. Она смерила Аню уничижительным взглядом, словно заранее знала, что та закоренелая негодяйка, и скомандовала раздеваться.

– Что, совсем? – спросила Аня, покосившись на камеру.

– Снимай рубашку и джинсы. Теперь повернись спиной. Тебя в отделе били?

– Что?!

– Значит, не били… А что это за синяки вдоль позвоночника?

Аня попыталась изогнуться, чтобы заглянуть себе через плечо, но ничего, конечно, не увидела.

– Какие еще синяки? – нервно уточнила она. – Это, может, я на матрасе отлежала…

– Ничего себе отлежала. Так, а этот синяк на ноге?

– А это я точно с велика упала недавно.

– С велика она упала… Жалобы есть?

– Нет! – торопливо воскликнула Аня. Врач в ту же секунду хлопнула своим журналом и пошла к выходу, умудряясь демонстрировать пренебрежение даже спиной.