Неверная - [87]

– Но вы же верите, что Бог создал вас?

– Конечно, – сказала я.

– Значит, Господу угодно, чтобы вы были такими, какими Он создал вас. Почему же вы не остаетесь первозданными? Почему ваша культура считает, что можно улучшить творение Господа? Разве это не ересь?

Я посмотрела на нее в изумлении. В словах Эллен действительно что-то было.

Эллен сказала, что голландских женщин не подвергают обрезанию, как и голландских мужчин. Ясмин сморщилась от отвращения. Когда мы уходили, она стала чесаться, а дома провела в ванной несколько часов.

– Я сидела в их доме и ела с их тарелок! – сказала Ясмин. – Они нечистые. Вся эта страна нечистая.

– Знаешь что, Ясмин, – ответила я, – тебе лучше к этому привыкнуть. Потому что твой учитель в школе не обрезан, и человек, приготовивший тебе обед, тоже. Если ты хочешь остаться здесь абсолютно чистой, придется запереться в квартире и никогда больше не общаться с белыми людьми.

– Это другое, – сказала Ясмин. – Вот почему Коран велит нам никогда не дружить с неверными.

* * *

В июле 1993 года мне наконец-то выделили двухкомнатную квартиру в Эде. Квартплата была шестьсот гульденов в месяц, но мне должны были выдать ссуду в пять тысяч гульденов на покупку мебели и ежемесячное пособие по безработице в тысячу двести гульденов. Ясмин, которой для голландских властей было всего пятнадцать, поступала под мою опеку.

Наша квартира находилась в районе с невысокими домиками, всего в несколько этажей, – быть может, не слишком шикарными, но вполне аккуратными. Мне там даже понравилось. Но в соседней квартире почти каждую ночь избивали турчанку. Нам было слышно все: и то, как она ударяется о стену нашей гостиной, и то, как молит о пощаде. Эллен и Ханнеке сказали, что мы должны вызвать полицию. Но когда мы туда обратились, нам вежливо ответили, что ничего нельзя сделать. Они уже приезжали, но женщина отказалась составлять жалобу. На следующую ночь она кричала опять.

Ее муж включал телевизор на полную громкость, чтобы заглушить вопли. Я редко встречала эту женщину на улице: она почти не выходила из дома. Думаю, ей было стыдно: вся округа знала, что с ней происходит.

Спустя некоторое время служащий Центра помощи беженцам приехал нас проведать.

– Айаан, почему же ваш голландский стал хуже с тех пор, как вы уехали из лагеря? – спросил он.

Переехав в город, я почти перестала практиковаться в голландском: с Ясмин мы разговаривали по-сомалийски, а с Эллен и Ханнеке – по-английски. Я понимала простые голландские предложения, но с произношением у меня были проблемы, и это смущало меня.

Работник Центра предложил повесить в местной церкви объявление о том, что мы разыскиваем добровольца, который будет один раз в неделю в течение часа разговаривать с нами по-голландски. Так, спустя почти год после приезда в Голландию, я познакомилась с Джоанной.

Она заботилась обо мне, словно родная мать, пока я постепенно привыкала к ее непонятной, но такой гостеприимной стране. Поначалу мы с Ясмин ходили к ней в гости один раз в неделю, потом два, а позже стали наведываться столько раз, сколько нам хотелось. Мы просто являлись без приглашения, точь-в-точь как в Сомали, готовили у нее на кухне, играли с ее детьми. Джоанна не только учила нас голландскому языку – она объясняла нам, как жить на Западе, рассказывала о всяких полезных мелочах. Например, как экономить: покупать в супермаркете более дешевые товары, которые стоят на нижних полках, или зимой выключать обогреватель и ходить дома в свитере. Как вести себя в обществе: в Голландии принято открывать подарок в присутствии дарителя и смотреть людям прямо в глаза, даже если ты женщина.

Джоанна учила нас и многому другому. Она объясняла, что нужно говорить прямо по делу, а не ходить вокруг да около. Если у тебя нет денег – признайся, а потом подумай, как так получилось. В этом нет ничего стыдного, кроме того, не нужно придумывать длинное вступление: ты четко заявляешь о своей проблеме и делаешь выводы. Джоанна учила нас полагаться на себя, встречаясь с трудностями лицом к лицу. Всю жизнь я наблюдала за тем, как мама выкручивалась и делала вид, что проблем не существует, надеясь, что они уладятся сами собой по воле Аллаха. Но Джоанна не увиливала от неприятностей.

– Сказать «нет» – это не грубость, – постоянно повторяла она.

Джоанна жила в современном доме из серого камня, с аккуратным садом. Дом был небольшим, но в нем все было устроено очень разумно.

Муж Джоанны, Маартен, не был главой семьи. Они обсуждали все вместе на равных, спрашивали друг у друга совета. Иногда дети перебивали их и встревали в разговор – Джоанна и Маартен не наказывали, а выслушивали их. Маартен помогал жене по хозяйству.

Каждый день дети укладывались спать ровно в восемь и ни минутой позже. Жизнь в этой семье была строго упорядочена и продумана. Джоанна читала книги по детской психологии и, хотя порой наказывала детей за плохое поведение, никогда их не била. Словом, ее семья была похожа на ее родину: в ней все было четко распланировано и отлично организовано. Порой такой порядок слегка сковывал, но в то же время дарил чувство защищенности и уюта. Эта модель семьи нравилась мне куда больше, чем все, что я видела до сих пор.