Неведомые земли. Том 2 - [66]

Удовлетворительный исход обмена посольствами побудил императора отправить вторую миссию в Багдад к своему новообретенному «другу» Харун-ар-Рашиду. Посольству этому предстояло осуществить старую мечту императора — добиться прав владения гробом господним в Иерусалиме. По мнению Ранке, речь шла не о «территориальных» уступках в собственном смысле слова, а о том, чтобы «императору было разрешено свободное сообщение с Иерусалимом без контроля со стороны арабского суверена эмира ал-Муминина».[8] Халиф, которому были преподнесены весьма редкостные и ценные дары, исполнил просьбу императора и ответил еще более богатыми подарками. Глава второго императорского посольства Радберт тоже скончался в дороге.

Связь между миссией в Багдад и обстановкой в Иерусалиме при втором обмене посольствами становится еще более ясной, чем при первом. Уполномоченные Карла прежде отправились к патриарху в Иерусалим и уж от него к халифу в Багдад, а ответное посольство Харун-ар-Рашида даже сопровождалось иерусалимскими монахами, которые должны были доставить к императорскому двору послание патриарха.

Так сложились в этот период дружественные отношения между могущественнейшими и известнейшими повелителями христианского и мусульманского миров, которые, к сожалению, не получили никакого развития в дальнейшем из-за последовавшей вскоре смерти Харун-ар-Рашида (24 марта 809 г.). Наоборот, отношения между христианством и исламом стали все более обостряться, а начиная с XI в. крестовые походы на много столетий разделили их глухой стеной ненависти и вражды. [161]

Поучительно проследить за тем, как в скором времени связи императора Карла с Востоком нашли свое отражение в народном творчестве. Через 80 лет после рассмотренных событий некий безымянный монах из Санкт-Галлена написал в 883 г. свою летопись, основываясь на рассказах бывшего воина императора Карла — престарелого Варимберта. Этот хронист привносит уже некоторые сугубо легендарные элементы: император Карл якобы сам мечтал отправиться к гробу господнему, а халиф-де хотел подарить эму всю Святую землю, чтобы он правил ею по своему усмотрению

В цитатах из оригинальных текстов приводится лишь один абзац из Санкт-Галленской хроники, представляющийся исторически достоверным. Через 100 лет это событие приобретает более легендарный характер и мы узнаем, что Карл Великий предпринял путешествие в Иерусалим, встретился там с Харун-ар-Рашидом и затем оба государя отправились в Александрию![9]

Вот какое смятение в умах последующих поколений вызвали отношения, завязанные императором с легендарными странами Востока,

Присылка слона в подарок чужеземному повелителю находит себе параллель в прибытии такого же животного из Индии в Византию в 554 г. в виде дара императору Юстиниану. Однако в противоположность мирному ахенскому Абулабазу индийский слон причинил своей второй родине серьезные неприятности: однажды весенней ночью он вырвался из клетки и перебил множество людей.[10]

В прошлом делались попытки без достаточных на то оснований отрицать историческую достоверность данных Эйнгарда, поскольку в летописях халифата ни единым словом не упоминается об императоре Карле и его дружбе с Харун-ар-Рашидом. Подобное недоверие явно неоправданно. Вайль дает убедительное объяснение причин, по которым в арабских летописях замалчивались связи между Харун-ар-Рашидом и Карлом Великим: «Видимо, они [мусульманские летописцы] боялись упоминать о союзе между славившимся своей правоверностью халифом и одним из злейших врагов ислама».[11]

Если дело обстояло именно так, то Харун-ар-Рашид доказал этим союзом, что он был не просто халифом, то есть духовным главой мусульман, но и поистине крупным политическим деятелем, отличавшимся дальновидностью.

Его дальновидность проявилась в том, что, направляя своих послов на запад до Ахена, он в то же время поддерживал дипломатические отношения с двором китайского императора. В китайских государственных летописях за 798 г. отмечено прибытие посольства «Галуна» [Харуна].[12]

Глава 85. Индийский купец в Японии (799 г.)

В этом месяце [то есть в 7-м месяце XVIII г. Энряку, или в августе 799 г.] море принесло к берегу провинции Микава человека, потерпевшего кораблекрушение. Спину его покрывал кусок полотна, и была на нем набедренная повязка. Кимоно у него не было. Через левое плечо был переброшен кусок синего полотна, напоминающий перевязь священнослужителя. Ему было около 20 лет, рост его достигал 5,5 фута. Длина ушей превышала 3 дюйма. Чужестранец не мог объясняться на нашем языке, и нельзя было узнать, из какой он страны. Все китайские гости говорили, что этот человек из Конрона.[1] Впоследствии он научился хорошо разговаривать по-китайски. Сам он называл себя человеком из Тэндзику.[2] Он умел играть на однострунной цитре, в песнях его звучали грусть и тоска. Когда осматривали его вещи, нашли нечто вроде семян травы. Он сказал, что это семена хлопчатника. Согласно его желанию, ему разрешили поселиться в Сэнгэндзи (?). Он продал свое имущество и поставил дом вблизи дороги на западной окраине. Там он давал приют нуждавшимся и заботился о них. Позднее он переселился в кокубундзи