Неведомому Богу. Луна зашла - [18]

Она остановилась на площадке лестницы и сверху улыбнулась ему. На плечи её был накинут длинный синий плат и несколько её волос, выбившись из причёски, зацепились за синий ворс. Прилив нежности охватил Джозефа при виде этих выбившихся волосков. Он коротко рассмеялся.

— Спускайтесь скорее, пока лошади не поблекли, — сказал он, — а то упустим момент. О, я, конечно, имею в виду блеск, до которого Хуанито надраил упряжь.

Он распахнул перед ней дверь и, когда они подошли к коляске, подсадил на сидение, а сам, прежде чем отвязать лошадей, проверил застёжки из слоновой кости на уздечке. Лошади взыграли, и Джозеф был рад этому.

— Не холодно вам? — спросил он.

— Нет, нормально.

Лошади побежали рысью. Джозеф заметил, что, жестикулируя, он получил хорошую возможность изображать падающие звёзды и всю чашу неба, землю в вихре чёрных деревьев, горы, которые были волнами при возмущении земной поверхности и застывали в момент его наибольшей силы, или камнепад, с бесконечной медлительностью движущийся к востоку. Джозеф удивился бы, если для того, чтобы рассказать обо всём этом, нашлись какие-то слова.

Он сказал: «Мне нравится ночь. Она гораздо сильнее дня».

С первой минуты сближения с ним Элизабет была в напряжении, готовясь отразить его атаку на её резко очерченный и тщательно охраняемый внутренний мир, но сейчас случилось нечто странное и неожиданное. Может быть, тон, ритм, может быть, какая-то его собственная увлечённость своими словами сделали так, что стены её обороны пали. Кончиками пальцев она коснулась его плеча и, дрожа от восхищения, отдёрнула руку. У неё перехватило дыхание. Она подумала: «Какой позор, он еще услышит, что я пыхчу как лошадь», и нервно засмеялась в такт вздохам, зная, что вообще-то ей всё равно. Тайные помыслы, едва различимые даже мысленным взором в тайниках её сознания, вынырнули оттуда, и она обнаружила, что они вовсе не отвратительно-грязные, вроде слизняков, как она всегда считала, а почему-то праведные, радостные и светлые. «Если он коснётся губами моей груди, мне будет приятно, — подумала она. — Радость так и рвётся наружу, боюсь, не выдержу. Я поднесу свою грудь к его губам обеими руками». Представляя себе, как всё произойдёт, она знала, что будет чувствовать, изливая потоки своего тепла на его губы.

Лошади громко зафыркали и шарахнулись в сторону от тёмной фигуры, возникшей перед ними. Хуанито быстро подбежал к коляске, чтобы переговорить с Джозефом.

— Едете домой, сеньор? Я вас ждал.

— Нет, Хуанито, поедем ещё через некоторое время.

— Я подожду ещё, сеньор. Бенджи пьян.

Джозеф нервно заёрзал на сидении.

— Мне кажется, я знал, что он напьётся.

— Он вышел на эту дорогу, сеньор. Только что я слышал, как он поёт. Уилли Ромас тоже напился. Уилли счастлив. Уилли может и зарезать кого-нибудь сегодня ночью.

Руки Джозефа, которые, сохраняя чёткие контуры, в свете звёзд казались белыми, лишь чуть выдвигались вперёд, когда лошади мотали головами, уворачиваясь от ударов.

— Найди Бенджи, — отрывисто сказал Джозеф. — Я буду готов поехать через пару часов.

Лошади рванули с места вперёд, а Хуанито отскочил в темноту.

Теперь, когда её оборона была сокрушена, Элизабет ощутила, как несчастен Джозеф. «Он расскажет мне, и тогда я помогу ему».

Джозеф был суров, и лошади, чувствуя непреодолимую тяжесть его рук, натягивающих поводья, сменили рысь на спокойный размеренный бег. Они подъехали к зубчатому частоколу растущих у реки деревьев, когда внезапно из-за кустов раздался голос Бенджи:

— Estanda, bebiendo de vino,

Pedro, Rodarteу Simon…[8]

Джозеф схватил кнут и сильно хлестнул лошадей, после чего ему пришлось изо всех сил натянуть поводья, чтобы сдержать их рывок. Узнав голос Бенджи, Элизабет жалобно застонала. Джозеф сдерживал лошадей до тех пор, пока цоканье их копыт по наезженной поверхности дороги не слилось в замысловатый ритм бега рысью.

— Не хотелось мне говорить вам, что мой брат — пьяница. Но вы должны знать, что у меня за семья. Мой брат — пьяница. Я не имею в виду, что он пошёл, достал сейчас выпивку и потом стал, как все… У Бенджи болезнь такая. Теперь вы знаете.

Он смотрел прямо перед собой.

— Это мой брат поёт там.

Он почувствовал, что, всхлипнув, она отодвинулась от него в сторону.

— Вы хотите, чтобы я сейчас отвёз вас домой?

— Да.

— Вы хотите, чтобы я больше не приставал?

Поскольку она не ответила, он быстро повернул лошадей и направил их в обратный путь.

— Вы хотите, чтобы я больше не приставал к вам? — настойчиво повторил он свой вопрос.

— Нет, — сказала она. — Я дурачусь. Я хочу поехать домой и лечь в постель. Если честно, я хочу попытаться понять, что же я чувствую.

Джозеф почувствовал, что от радости у него снова перехватило дыхание. Наклонившись к ней, он поцеловал её в щёку и снова взялся за вожжи. У ворот он помог ей сойти и проводил до двери.

— Сейчас я поеду разыскивать своего брата. Через несколько дней я приеду снова. Спокойной ночи.

Элизабет не осталась ждать, чтобы посмотреть, как он уезжает. Она была в постели ещё до того, как смолк стук колёс. Сердце её колотилось так, что голова не могла удержаться на подушке. Что-либо, кроме ударов собственного сердца, воспринималось ею с трудом, но наконец она уловила тот звук, который ждала — медленно приближавшийся к её дому чарующий звук голоса человека навеселе. Элизабет собрала в комок все силы своей души, чтобы преодолеть жгучую боль, надвигавшуюся на неё с этим голосом.