Неужели я умру? - [32]

— Думаешь, обществу есть дело до очередного ничтожества? Город переполнен убийцами, ворами и насильниками. И я уверен, что передо мной сейчас очередной преступник.

Я был поражен двуличию и лукавству этого человека. Ему было просто наплевать, и он даже не стеснялся своего безразличия. Я решительно ответил:

— В таком случае Вы напрасно тратите время, потому что Ваши заявления беспочвенны, а за мной правда.

— А теперь послушай внимательно меня. Этот документ — чистосердечное признание. Подпишешь его и получишь немного от того, что тебе грозит на самом деле.

— Немного, это сколько? — спросил дрожащим голосом я.

— Каких-то ничтожных десять лет…

Глава 23

Я чувствую боль от каждой минуты пребывания в этом хранилище содеянных грехов. Стены становятся темнее, теплое дыхание растворяется в выпускаемых клубах пара. Недобрые глаза за соседними решетками презрительно осматривают меня, выкрикивая оскорбления. Злорадство, презрение, ненависть. Каждый шорох вызывает прилив бушующих волн крови к сердцу и беспощадно не смыкает уставшие глаза. И если эта ночь способна превратить меня в безумца, то что же произойдет за годы пребывания здесь? Я думаю, узников этой серой твердыни со временем поглощает безвозвратность. А быть может, раскаяние, сожаление, опустошённость…

Постаревшая серая дверь издает хрип и открывает мне путь на свободу. Я с опасением приближаюсь к выходу. Тень мальчика проносится вдоль угрюмого коридора, оставляя за собой линию крови. Помещение сужается. Обветшалый потолок стремительно опускается вниз до тех пор, пока не вынуждает меня ползти на четвереньках. По пути я с ужасом обнаруживаю разбитый компас. Ромаль где-то рядом! Передвигаться становится невозможно. Стены сжимаются. Я словно муха, попавшая в кулак в ожидании кончины. Нет сил закричать. Холодный пол сменяется на рыхлую землю, и сквозь нее необъяснимая сила выдавливает меня в пустоту. Я стремительно падаю вниз. Мгновение, и мое тело, разрезая каменные плиты хегринской тюрьмы, попадает обратно в мою камеру на знакомую больничную кушетку. Пошевелиться невозможно. Суровый голос надзирателя оповещает меня о прибытии гостя. Мортем почтила меня своим визитом.

— Шаду, как же жизнь жестока с тобой! Она несправедливо подарила тебе прозябание остатка дней под каменным колпаком среди тех, кто ненавидит этот мир…

— Что тебе нужно, Мортем?

— Я хочу убедить тебя в том, что ты совершил непростительную ошибку, отвергнув мою руку сострадания. А теперь оглянись вокруг! Разве ты хотел этого?

— Еще ничего не потеряно!

— А как же бедный мальчик? Благодаря тебе он обречен на страдания и неминуемую гибель.

— Пока есть хотя бы малейшая надежда, я буду жить и верить, Мортем. Убирайся прочь!

— Ты жалок и заслуживаешь этой участи. Такой сценарий мне уже по душе: встретить тебя спустя десять лет гниения в этом месте.

— Ты осуждаешь меня? Ты сгораешь от нетерпения поработить мое живое существо, мой уникальный шанс! Мортем — ты эгоистичная стерва!

— Да, на свет ты появился уникальным созданием, Шаду. Я наблюдала твое рождение — невинный ребенок, который тянется к свету. Не знающий презрения, алчности, лицемерия. Ты не разделял мира на плохой и хороший. Но с годами юный ангел очерствел. Отказался от крыльев, глаз, чувств. А затем утонул в страхе перед временем, которое безжалостно покидало его жизненный сосуд. Рождаясь уникальными, люди умирают жалкими подобиями их предшественников в телах, исполненных сожалениями, во власти бессознательного бытия. И ты ничем не лучше тех уродливых существ. И сколько бы наш всесильный создатель ни давал тебе незаслуженных попыток пройти этот путь, ты совершишь одни и те же ошибки…

— Бездействие — это главная ошибка! Под маской великой добродетели, избавляющей от страданий, ты ненавидишь свою сестру — жизнь, но ведь вы одно целое!

— Ты слишком глуп, чтобы понять меня…

Оскорбленная, Мортем отворачивается в сторону приближающихся шагов неизвестного.

— Иди ко мне, мой мальчик, Мортем позаботится о тебе, не бойся…

Неуверенные шаги с ужасом показывают мне их обладателя. С распахнутыми объятиями навстречу смерти робко шагает Ромаль:

— Мама? Мама, это же ты? Я так долго искал тебя! — с улыбкой обращается он к презирающей жизнь.

— Обними меня, мой милый, и все будет хорошо…

Я кричу, но Ромаль не хочет слышать. С каждой секундой в руках Мортем он становится бледнее, увядая, как нераскрывшийся цветок. Во власти беспомощности под испуганные удары сердца я покинул кошмарный сон.

Глава 24

В каменном одиночестве у меня было достаточно времени на исследование своего внутреннего мира. Передо мной вновь открывались порталы в прошлое, и я путешествовал по своим воспоминаниям, испытывая совершенно новые впечатления, которые оставляли одновременно осадок и грусти, и радости. Порой я видел все настолько ясно, что готов был вплоть до песчинки описать наблюдаемый отрезок времени.

Однажды из далеких архивов памяти я прокрутил пленку с рыжей дверью от ворот дома Бродо. Та самая шаткая жестяная дверь долгие годы покорно служила дедушке дворецким, который оповещал на всю округу прибытие людей, а когда небесное полотно накидывало темные одеяния, то и охранником, отпугивающим недоброжелателей. А все потому, что каждый раз, когда открывалась дверь, издавался до мозга костей громогласный, плачущий навзрыд скрип. У Бродо долгое время не доходили руки, чтобы подлечить ржавую, а затем он и вовсе нашел ей полезное применение. Бродо мог даже определить, кто именно к нему наведался. В этом ему помогала самодельная металлическая ручка той же самой двери. Открыть ее стоило огромных усилий. Она подчинилась только членам нашей семьи, потому что только мы знали таинственный ритуал открытия, который родился в результате многолетних практик.