Неужели я умру? - [12]

Найта крепко обняла меня и поцеловала в щеку. Едва сдерживая слезы, одобрительно кивнула и покинула комнату.

Покидая дом, я видел, как отец, будто бы не замечая моего присутствия, с хмурым видом всматривается в утреннюю газету. Мама пыталась скрыть горе и, всем видом изображая состояние ложного спокойствия, натирала и без того блестящую посуду. Немая сцена, пропитанная напряжением, была разрушена скрипом двери, свидетельствовавшим о моем уходе.

Этот путь от комнаты раздора до выхода был самым длинным в моей жизни. Словно тысячи обеспокоенных голосов кричали в моей голове: «Остановись! Что ты делаешь? Ты эгоист!» Тонкая нить силы намерения заставляла ноги делать очередной тяжелый шаг вперед. Я осознал, что в прошлой жизни до второго шанса мне не хватило душевных сил покинуть дом. Я, как рыба, пойманная в сеть, ждал своей участи, не пытаясь даже колыхнуться. Ты понимаешь, что исход неизбежен и кому-то будет больно от твоего решения. Спокойствие и значимость родителей, стабильность и отказ от мечты вынудили принести в жертву собственное я. Лишь спустя время я увидел, что счастливее никто не стал. Вдобавок я только воспитал в себе ничтожность. Эта правда, которую мы боимся произносить вслух, как навязчивая муха, преследует нас до конца наших дней. Мы оправдываемся, что все сделали правильно, ищем одобрения у других, но мы- то знаем… В глубине души невозможно обмануть… Бродо говорил мне: полюби себя и окружи счастьем, тогда будешь любим и окутан добром. Но никогда не предавай своего сердца, не лишай языка внутренний голос.

Дедушка поведал мне, что когда-то он, одурманенный поисками истины, не видел успехов Эстиго и делал все возможное, чтобы сын выбрался из захолустья к огням большого города. Сулил гарант счастья и процветания в будущем. Когда бабушка умерла, Бродо осознал коварство навязчивых решений, жизнь перевернулась с ног на голову. Но уже было поздно. Семя глубоко укоренилось в голове Эстиго, и все попытки показать двуличность его стремлений увенчались ненавистью и презрением. Все, что досталось дедушке, — это долгое одиночество в ожидании приезда внука. Горькие уроки открыли дорогу к мудрости, но разрушили семейный круг. Все попытки примирения отторгали моего папу все дальше и дальше. Упрямство и гордость были наставниками Эстиго долгое время. Отторжение всех шагов к пониманию вызвало непреодолимое чувство вины у папы, после того как дедушки не стало. Повесть о неумении прощать.

Мы становимся на грабли наших отцов. Проносим сквозь время багаж ошибок, чтобы снова выплеснуть их на свое чадо. Та самая авторитарность, которую мы так ненавидели в детстве, укрылась в глубине нас. Отцы оказывают огромное влияние на своих сыновей. Но неумение слышать детский голос приводит к замкнутости и недоверию. Все, что нужно ребенку, — это понимающие глаза, готовые разобраться в сложном, постепенно открывающемся мире. Сын подает сигналы, чтобы привлечь внимание, и если ответа нет, он уходит в свой мир. Потерять эту тонкую нить связи крайне легко, а вот найти ее стоит огромных усилий. Отец — это проводник, который знает свои тропы. Кто-то шел темными, болотистыми, извилистыми дорожками сквозь тернистую чащу, а кто-то — вытоптанной дорогой средь душистых цветов и сочных лугов. Потом наступает миг, когда следопыт передает свои знания сыну на основе пройденного пути. Вот на этом моменте и формируется восприятие мира, а ведь неизведанных троп множество.

Глава 10

Я вышел на улицу с непоколебимой верой, что поступаю правильно. Мне нужен был рецепт, состоящий из желания и действий. Словно белый лист, я был готов почувствовать жизненные чернила и сотворить новое произведение. Я ощущал необыкновенную легкость и прилив сил. Мне хотелось беспричинно кричать, смеяться до слез, обнимать и целовать прохожих. У меня не было ни малейшего представления, что и как мне нужно делать, но я был далек от уныния. Состояние свободы опьяняло с ног до головы. Казалось, что серый город непривычно улыбался мне в ответ. Я просто шел вперед с уверенным видом мимо чахлых домов и презрительных взглядов прохожих, смотрел в небо, пел дурацкие песни. Затем решил перевести дух на дряхлой лавочке в старом сквере. Голуби окружили меня в надежде получить хотя бы крохи, но я лишь нелепо развел руками в стороны, испытывая даже некое чувство вины. Потом подложил ладони под затылок, прикрыл глаза и задумался. В голове был хоровод мыслей, который сливался в необъяснимый шум. Мне нужно было высказаться, расчистить поле для идей, найти понимающего слушателя.

И вдруг меня осенило. Лимерций! Мой старый друг Лимерций! Он ведь даже жил неподалеку от этого места. Я вскочил на ноги и попытался быстро сориентироваться в направлении его дома. Затем стремительно двинулся вперед, окрыленный посетившей меня мыслью. Лимерций — это человек, который мастерски срывал занятия в академии, вызывая шквал недовольства преподавателей. Благодаря ему я впервые познакомился с алкоголем, прогулял свое первое занятие, побывал на студенческой вечеринке, где мне неплохо настучали по голове за то, что я охмурял чью-то подружку. Он никогда не думал о последствиях, просто жил на всю катушку. Человек — веселье! Многие недолюбливали его и активно поливали за спиной грязью. А я считал, что он просто не прячется под масками. Несмотря на всю свою оторванность, он был крайне талантливым парнем. Лимерций был руководителем студенческого театра комедии и собирал огромные толпы людей на своих представлениях. Он был создан для сцены, обладал природной харизмой. Иногда в нем появлялась противоречивость и резкая переменчивость в настроении. Мне казалось, что именно в этом проявляется его творческая натура. Все мои лучшие студенческие моменты были связаны с ним.