Неужели это он? - [5]

Он просто никогда ее не любил, ни одного дня, и, сколько бы ни называл ее «дорогая» и «лапочка», сколько бы ни целовал, это ничего для него не значило. Доминик с грустью призналась себе, что ее любовь была соткана из собственного одиночества и романтических мечтаний. Поль тут был совершенно ни при чем.

Она решительно тряхнула головой и велела себе прямо с этого момента забыть Поля и поклялась себе, что больше никогда и ни за что не влюбится — слишком больно бывает потом.

Дальше было несколько очень тяжелых недель: трудно было отвыкать от счастливого волнения в предвкушении свидания, трудно было заставлять себя не мчаться сломя голову к телефону, надеясь, что это звонит Поль. Все душевные усилия Доминик были направлены на то, чтобы заполнить образовавшуюся внутри пустоту: она пыталась ходить в кино, старалась как можно больше времени проводить с подружками… Но все это мало помогало, потому что у любой из них был свой парень или жених. С каждым днем все труднее и труднее становилось Доминик участвовать в их беседах, изображая на лице безмятежную улыбку. Тем более невыносимо было чувствовать спиной, как они провожают ее сочувственными взглядами. Она похудела и осунулась, старалась не выходить из дому без крайней необходимости, придумывая себе все новые и новые дела в музее. Матери приходилось почти силком выставлять ее из дома подышать свежим воздухом.

Тогда Доминик выходила на прогулку. Она всегда шла одним и тем же маршрутом — вдоль берега моря под студеным ноябрьским ветром, по мокрому от холодного дождя песку. Кроме нее на пляже почти не бывало людей, только владельцы собак со своими питомцами. Всех их она знала с детства. Они радостно приветствовали ее еще издали, а она весело махала им в ответ. Так прошел почти месяц.

Однажды в конце ноября, гуляя по берегу, Доминик увидела, что навстречу ей движется какой-то незнакомец. Когда он подошел ближе, Доминик с удивлением узнала того противного красавчика из «Гранд-отеля», который назвал ее противоречивым созданием. Видимо, он гостит здесь у кого-нибудь из своих друзей, решила она.

Мужчина, очевидно, тоже вспомнил ее, так как остановился и стал ждать, когда она поравняется с ним. Дул пронизывающий ветер, воротник его мокрого плаща был поднят.

Доминик подошла и вежливо, но холодно поздоровалась. Однако, похоже, ее холодность ничуть его не смутила.

— Знаете, я всю жизнь считал, что только у меня любимая погода для прогулок — это холодный дождь и пронизывающий ветер. Приятно узнать, что я ошибался.

И как-то само собой получилось, что они пошли дальше рядом, даже не пытаясь разговаривать, потому что обоим не хотелось лишний раз открывать рот на таком ветру. Так прошло минут двадцать, потом они, не сговариваясь, повернули назад в город.

— Спасибо за прогулку, но дальше со мной идти не надо, — сказала Доминик, когда они вышли на Ратушную площадь. — Я живу у моря по другую сторону Остенде.

— Но там, насколько я знаю, никто не живет, — удивился ее спутник. — Там только музей Джеймса Энсора.

— Все правильно, — улыбнулась Доминик, — мой отец — директор музея.

— Ну тогда мне придется вас проводить. Честно говоря, я приехал сюда, чтобы познакомиться с вашим отцом. Не удивляйтесь, я не искал его на берегу моря. Просто мне нужно было подумать и собраться с мыслями, прежде чем идти к нему… Ох, ради Бога, простите! Сидней Харпер, искусствовед, — представился он и протянул ей руку ладонью вверх.

— А я Доминик ван Блоом. — Она несмело вложила свои пальчики в его узкую, но сильную ладонь. — Я могла бы догадаться по вашему акценту, что вы американец. Интересно, откуда вы так хорошо знаете фламандский?

— Фламандская живопись и ее место в Северном Возрождении — была темой моей диссертации, а сейчас я в основном занимаюсь Британией, восемнадцатый век. Кстати, я англичанин, а не американец.

Доминик смутилась, и дальше они пошли молча. Обидно все-таки, что мне в голову не приходит ничего умного, чтобы поддержать разговор, думала она по дороге. Вот Поль, тот умеет заговаривать зубы, он сейчас был бы очень кстати. Все, забудь о Поле! — одернула она себя.

Они вошли в дом, и Доминик провела гостя в гостиную, собираясь позвать туда отца. Но, к ее немалому удивлению, в гостиной ее ждал Поль, причем не один, а с Жюстин, девушкой, которая увела от нее Поля на вечере в «Гранд-отеле». Здесь же был и отец, которого Доминик никогда не видела таким сердитым и раздраженным.

— Привет, Домино, — заорал Поль как ни в чем не бывало. — Жюстин хочет купить своим предкам какой-нибудь подарок на Рождество, они у нее помешаны на всяких статуэтках, картинах… А твой папа уверяет, что у вас нет ничего подходящего.

Жюстин снисходительно поглядывала то на своего кавалера, то на Доминик. В длинном пальто из голубой замши, с волосами, распущенными самым продуманным образом, Жюстин была неотразима. Доминик в своем скромном платье снова почувствовала себя серой мышкой.

Первым ее побуждением было немедленно бежать вон из гостиной, но она быстро взяла себя в руки. Улыбнувшись, она небрежно кивнула Полю и его спутнице.

— Привет, Поль, рада тебя видеть… Папа, это мистер Сидней Харпер из Англии, он приехал к тебе.