Неустановленное лицо - [16]

– Наверное, мы с мужем должны будем сдать свои отпечатки, да?

– Всенепременно, – пробормотал Гужонкин, не отрываясь от дела.

Наконец он отодвинулся от двери, последний раз окинув ее взглядом, как художник, оценивающий свою работу. Я заметил, что он даже кончик языка от напряжения высунул

– Все, – взмахнул он кисточкой, которой очищал наслоения металлической пыли, – можете открывать. Только замочек постарайтесь не. трогать.

– Это ж придется с петель сымать, – почесал в затылке плотник.

– Сымайте, – царственно разрешил Гужонкин. Через десять минут, ободрав притолоку, мы сняли дверь и отодвинули ее в сторону. Я заглянул в комнату Ольги Троепольской. Первое, что бросилось мне в глаза, был большой фотопортрет женщины, висящий на противоположной стене. Я понял, что это и есть Ольга. Там, в морге, у нее были холодные, заостренные черты, но лицо то же, я сразу узнал его: угловатое, немного асимметричное, в узкой рамке коротких, слегка растрепанных темных волос. Но здесь было еще кое-что: взгляд чуть прищуренных, разглядывающих тебя в упор глаз с твердым выражением. Я успел отвлеченно подумать, что она, наверное, была ничего, когда за моей спиной сдавленно ахнула Лангуева.

– Да, знатно тут поработано, – протянул Северин, и я оторвался от портрета. Вся комната была перевернута вверх дном. Шкаф раскрыт, вещи из него вывалены на пол, ящики серванта выдвинуты, сиденье дивана поднято, и он смотрит на нас, удивленно открыв свой беззубый рот.

7

– Давайте мысли, у кого какие есть, – сказал Комаров, давя в пепельнице одну папиросу и закуривая новую.

– Добровольная выдача смягчит нашу вину, – устало заметил Северин.

Мы сидели за длинным столом в балакинском кабинете – тут по территориальному признаку будет до самого конца помещаться штаб розыска. За решетками окон сгустилась ночь, мы устали, день начался давным-давно и все никак не кончается.

– Значит, мысли, – Северин встряхнулся, как собака, и заговорил бодрым голосом. – Мы тут с товарищами посоветовались и решили: вряд ли тот человек, который приходил в квартиру, и убийца – одно лицо. Как мы рассуждали? Если бы Троепольская была убита каким-нибудь более грубым, так сказать, способом: ножом, кастетом, да хоть кирпичом, тогда – можно было бы в это поверить. Но пистолет... Пистолет, как вы понимаете, в нашем обиходе штука крайне редкая, и у таких оборванцев, каким его описала Лангуева, обычно в карманах, слава Богу, не валяется.

– К тому же, – подключился я, – имеется вопрос: зачем вообще Троепольская полезла в этот пустой дом? Судя по рассказам, девушка была отчаянная, но все-таки сомневаюсь, чтобы даже она пошла неизвестно куда за таким типом...

– Вот! – поднял палец Комаров. – Очень верный вопрос: зачем она туда полезла?

– Два варианта, – решительно заявил Северин. – Первый: журналисточка за кем-то следила, тот заметил это, протащил ее за собой в пустой дом и пристрелил.

– Чем, ты говоришь, она занималась в последнее время? – неожиданно спросил Комаров.

– Судя по блокноту, – букинистической торговлей и, насколько я понял, спекулянтами, которые вокруг этого дела вертятся.

– Заметил, значит, слежку, протащил за собой и пристрелил... – покрутил головой Комаров. – Ну-ну. Поменьше надо на кинофестиваль ходить.

– Константин Петрович, – обиженно стал оправдываться Стас, – это ж вариант. Мы ведь не знаем, может, эта сумасшедшая решила очерк из жизни американских шпионов написать.

– Валяй дальше.

– Вариант второй: ей назначили там свидание, а во время разговора что-то не сложилось…

– Погоди, – нетерпеливо остановил его Комаров. – Меня интересует: почему свидание назначили в таком странном месте? Между прочим, с точки зрения убийцы оно не такое уж странное. Я бы даже сказал – отличное место! В центре города, а кругом никого, и главное – великолепный путь отступления, черный ход, который выходит на заброшенную сейчас помойку, а потом сразу – людная улица, Это для тех, кто знает, разумеется... Не думали?

– Думали, Константин Петрович. – Северин повернулся к Балакину. – Митенька, изложи.

– Я сегодня дал задание выяснить, кто проживал в этой квартире и в этой комнате особенно. Дом на капремонте уже года полтора и с тех пор стоит выселенный. Пока ничего особенного – люди как люди. Мои ребята завтра поедут с ними беседовать, на всякий случай. В комнате, где обнаружили труп, проживала раньше семья Попова Валерия Юрьевича. Он – водитель троллейбуса, она – штукатур, двое детей, шесть и восемь. Два года назад получили квартиру в Строгино. Мы их уже разыскали через троллейбусный парк:

Попов дней десять, как в отпуске, уехали куда-то всей семьей.

– Интересная профессия – водитель троллейбуса, – ни к селу ни к городу пробурчал себе под нос Северин и, вдруг оживившись, спросил: – А ведь он, поди, лимитчик, этот Попов, а?

– Наверняка, – согласился я, догадавшись, куда он клонит. – На троллейбус одни лимитчики идут – такая интересная профессия. И значит, жил он в этой комнате сравнительно недавно...

– И в других комнатах могли быть новые жильцы, – подхватил Северин. – А домишко-то древний!

– Запиши, – приказал Комаров Балакину, – собрать данные на всех жильцов, когда-либо проживавших в доме...