Неумышленное ограбление - [64]

И действительно, подумала я, как же это возможно? Мы ведь не бисексуалы, а видом женского тела спокойно можем насладиться в ванной.

Ни вторая, ни пятая девушки нас не воодушевили. Публика постепенно перестала обращать на них внимание и отправилась в длинное гастрономическое путешествие. Исключая накладку с кешью, которой я бы и не заметила, кухня здесь была отличной. Я вспомнила о том, что забыла закрыть дверь на кухню. И теперь Антрекот снова проникнет в холодильник, стащит с нижней полки рулон сосисок, а потом будет смотреть на меня невинными глазами: «Мыши, мать, мыши. Говорил: поставь мышеловку!»

От драгоценного «Курвуазье» зарумянились щеки Эванжелины. У меня пылали уши, и под воздействием коньяка я казалась себе сейчас необыкновенно красивой. Внезапно музыка стихла. «А теперь встречайте! Виктор!» — объявил кто-то в микрофон, сделав ударение на последнем слоге имени. Две дамы за соседним столиком шумно задышали и задвигались, давая понять, что сейчас начнется самое интересное — то, ради чего они сюда пришли.

С энергичными ударами новой мелодии на подиуме появился обнаженный по пояс парень в рваных джинсах, черных бутсах и с рокерской повязкой на голове. В меру накачанные бицепсы перекатывались под гладкой загорелой кожей, ключицы и шесть рельефных кубиков пресса завораживали. Дамы застонали. Эванжелина обратила ко мне плотоядное личико с неприличными глазами и произнесла:

— Ты прикинь! Ну это все. Этот вечер именно так и должен был завершиться.

Парень ритмично и напряженно двигал той частью тела, которой полагается двигать в менее людном месте и в сугубо определенных целях, и не сводил при этом пристального взгляда темных глаз с раскрасневшихся и возбужденных зрительниц. Ноздри его раздувались, время от времени он приоткрывал рот и, выдвинув вперед челюсть, призывно вздыхал.

Музыка зазвучала тише, Виктор обхватил себя за плечи, провел ладонями по груди и животу, подцепил «молнию» джинсов и медленно расстегнул замок. Женская половина аудитории, и мы в том числе, обратилась в напряженное внимание. С дамами за соседним столиком началась истерика. Джинсы медленно переместились вниз, и публика с восторгом обнаружила под ними скромные черные шорты и стройные ноги.

— Уф, — выпустила пар Эванжелина, — и что же это я так разволновалась? Ты не в курсе?

Виктор перемещался по подиуму, двигая плечами, бедрами и коленками в такт мелодии, но особенный восторг у дам вызывало резкое и агрессивное подбрасывание вверх области гениталий. Вскоре парень избавился от своих облегающих панталон, под которыми, к разочарованию некоторых (не станем показывать пальцем, а то и Танечка М., к великому стыду, окажется в этой непристойной компании), оказалась еще и полоска маленьких плавок.

— У-у, — искренне расстроилась Эванжелина, — стала бы я столько всякого барахла надевать.

Дамы, пришедшие в ресторан одни, бросали в стриптизера скомканные деньги — и где они этому успели научиться? А женщины в сопровождении мужчин смущенно переглядывались со своими спутниками, изображая из себя невинных малюток, которых в два часа ночи коварно заманили в незнакомую квартиру на стакан лимонаду, а потом злостно изнасиловали.

Морально стойкий исполнитель стриптиза не стал в угоду некоторой, особо развращенной части публики расставаться с плавками, и его мужское достоинство покинуло сцену во вполне благопристойном виде — в объятиях эластичной лайкры. А зрители удовольствовались видом поджарых ягодиц.

На обратном пути мы подавленно молчали. Пойманный частник на «пятерке» с видимым удовольствием поглощал исходивший от нас смешанный запах французских духов, дорогого коньяка и разбуженного желания. Через зеркало заднего вида он пытался в полумраке салона разглядеть полуголую Эванжелину, задумчиво припавшую к моему плечу и щекотавшую ухо шелковыми волосами. Москва сверкала ночными огнями, из колонок лился хрипловатый голос Рэя Чарльза… Мне удалось в последний момент перехватить бумажку в сто долларов, которой преступно щедрая Эванжелина попыталась расплатиться с одурманенным водителем.

— …Тебе не приходилось исполнять стриптиз перед Сергеем? — спросила Эванжелина уже в кровати.

— Боюсь, что вид костлявой спины, извивающейся в сладострастном танце, и стук коленок его только позабавил бы.

— Как ты любишь говорить длинными предложениями… Я успеваю забыть начало… А я хочу попробовать. Кому бы изобразить? Давай я на тебе буду тренироваться, — сонно бормотала Эванжелина.

— Спи, глупая. Так мы станем лесбиянками.

— Боже, какой кошмар!

В четыре часа утра пришлось оказывать скорую помощь Антрекоту. Хотя его умственных способностей хватает на то, чтобы открыть холодильник и стащить сосиски, но он, дуралей, почему-то до сих пор не может понять, что с них надо снимать целлофан.

* * *

— Знаешь ли ты, Эванжелина, что мотивация человеческого поведения имеет три уровня, — самодовольно разглагольствовала я на следующее утро, собираясь отправиться на работу и добровольно сунуть голову в гильотину потаповского гнева. — Первое — это мотивы, которые мы сознаем и можем обсудить с друзьями. Почему, например, Потапов будет сейчас на меня орать? Он возмутится фактом моего злостного неприсутствия в агентстве. Второе это мотивы, которые мы не склонны признавать: Потапов будет орать на меня еще и потому, что даже в пятый раз он женился не на самых красивых ногах, и его это раздражает, а я своим видом ежедневно напоминаю ему об этом. И третье — мотивы, которые мы не осознаем: Потапов нервничает, потому что я для него бесконечно дорога и сексуально притягательна, но он никак не может этого понять. Эванжелина смотрела в потолок, и лицо у нее было кислое и недовольное, словно у моджахеда, обнаружившего исчезновение вагона с тротилом.