Неуловимая невеста - [63]

Он перевел взгляд от дочери и спотыкающегося Балмера на свою жену и ее партнера, и гаев вновь охватил его. Эдвард Фитцпейн! Черт возьми! Их имена постоянно произносились вместе. Глядя на них, он почувствовал, как кулаки его сжимаются, словно по собственной воле.

Как смеет он продолжать оказывать внимание его жене? Особенно когда всем хорошо известно, что Эдвард Фитцпейн не бегает за юбками, никогда не бегал, отчего слухи о нем и леди Редмир стали распространяться с ошеломляющей быстротой.

Похоже, Фитцпейн влюбился.

Для мужчины, ищущего незаконных отношений с замужней дамой, существует одно правило – эта связь должна оставаться в секрете. Зачастую подобные отношения были настолько тщательно скрываемыми, что обнаруживались только, когда прекращались и когда одна из сторон в пику другой раскрывала давнишние отношения, потрясая высший свет до самого его похотливого основания.

Но Фитцпейн явно не имел подобных целей.

Даже безмозглый идиот мог видеть, что он совершенно опьянен его женой.

Что ж, если Фитцпейн рассчитывает, что Редмир даст жене развод, значит, он самый полоумный из всех, когда-либо живших на свете.

Он даже нашел посвященный его жене сонет Фитцпейна, лежавший возле его стола. Что за вздор там был в названии? Что-то о грозе и солнечном свете. И в тексте стихотворения он сравнивал глаза Милли с драгоценными камнями райских врат.

Господи! Драгоценные камни райских врат!

Он не выносил поэзии: сплошная чепуха и чушь.

Но тогда почему, вернув сонет Миллисент, посмеявшись над ней, удостоверившись, что ее щеки покраснели от гнева, он прошествовал в свой кабинет и вдруг сам попытался написать пару строф?

Разумеется, он скомкал несколько своих опусов, выпил гораздо больше бренди, чем обычно, и проснулся утром распластанным на столе. Он вел себя так же нелепо, как и его жена.

Когда танец закончился, он увидел, что Фитцпейн элегантно склонился над рукой Миллисент и запечатлел на ее пальцах долгий, нежный поцелуй. Пожалуй, она смущена, думал он, сощурив глаза, чтобы яснее видеть ее лицо. Почему же тогда она не пытается освободить свою руку? Вместо этого она подошла к нему ближе и ласковым движением взяла его за локоть. Затем она взглянула на него с улыбкой, и выражение ее лица заставило лорда Редмира ощутить, как кровь ударила ему в голову.

Черт побери! – подумал он, – эта дура воображает себя влюбленной в него!

* * *

Час спустя Джулиан сидела в карете напротив своих родителей; с Гросвенор Сквэр они направлялись домой, на площадь Беркли. Мать смотрела в одно окно кареты, отец – в другое. Джулиан говорила обо всех приходивших ей в голову пустяках, пытаясь остановить молчаливый поединок, происходивший между двумя самыми дорогими для нее людьми.

– Я говорила тебе, мама, что Элизабет благополучно родила сына? Мне сообщили только нынче утром. Роды были, кажется, в прошлое воскресенье. Она ни о чем другом и говорить не может, как только об огромной радости от рождения ее второго ребенка!

– Я очень рада за Элизабет, – ответила леди Редмир со слабой улыбкой. – Она замечательная женщина.

Попытка завести разговор на эту тему была исчерпана.

Ранний утренний час закружил карету, запряженную двойкой, в обрывках темного тумана и темной ночи, которые рассеивались на краткий миг, лишь когда появлялись газовые фонари.

– Как изменился Лондон, – предложила новую тему Джулиан, – Надо же – газовые фонари!

Отец фыркнул, а затем зевнул.

Карета громыхала по булыжной мостовой, и в прерывистых вспышках света Джилли могла видеть, что ее родители сидят с самыми хмурыми лицами.

«Ведут себя, как дети», – подумала она, вдруг рассердившись.

Гнев заставил ее заговорить опять, но на сей раз не о домашних новостях или городских усовершенствованиях.

– Мистер Фитцпейн выглядел сегодня просто великолепно. Он такой изысканный джентльмен, а его манеры… Клянусь, мама, во всей Англии нет второго джентльмена с такими прекрасными манерами, как у него.

Ее заявление произвело именно то действие, на которое она рассчитывала. Леди Редмир с видом триумфатора подняла подбородок и в первый раз за все время, что они ехали в карете, взглянула на своего мужа. Лицо лорда Редмира приняло яркий пурпурный оттенок. Сначала он гневно взглянул на Джулиан, затем всю силу своего возмущения обратил на жену.

– Спасибо нашей милой дочери, что она так любезно поставила на обсуждение предмет, который я меньше всего желал бы обсуждать. Но раз уж она завела этот разговор…

– Мистер Фитцпейн не предмет, – прервала его леди Редмир, сощурив глаза и вступая в битву со всей опытностью двадцатилетнего замужества. – Я бы сказала, он джентльмен во всех отношениях.

Даже сквозь скрип кареты, покачивающейся на рессорах, скрип оси и колес и «цок-цок-цок» лошадей, устало бредущих среди ночи в свою конюшню, можно было расслышать скрежет зубов Редмира.

– Как я уже говорил, моя дорогая, повсюду только и говорят, что твой мистер Фитцпейн, такой безупречный джентльмен, делает из себя посмешище, прыгая вокруг тебя, словно ты школьница, а не сорокалетняя дама и не сегодня-завтра бабушка. Но мы и так в центре скандала благодаря недавним приключениям нашей дочери, поэтому я должен запретить тебе кокетничать с мужчиной, который на десять лет тебя моложе. Ты выглядишь полной дурой!