Неугомонный Алергуш, или Повесть о том, кто кого проучил - [23]
— Ты только погляди на папаху Зория-Зориники! Ну и шапка! Разве ребята так носят папахи? Шагу не ступишь, как она свалится! Сразу видно, что под папахой девчонка! А рубаха? Да разве ж это рубаха богатыря? Это ж девчачья рубаха, а не мальчишечья. Чуть не до пяток. На ночную сорочку смахивает! Хи-хи-хи! Нашла в чём красоваться! Ну и наряд! Да ещё кудри до плеч распустила! Славный же воин с такими завитушками! Все обхохочутся, когда увидят такого Зория-Зоринику! Богатырь с завитушками!
Их класс выстроили справа от ёлки. По другим сторонам разместились параллельные классы. Учителя стояли в стороне. Родители заняли места на скамейках, расставленных вдоль стен.
Прозвенел звонок, и праздник начался. От каждого класса — свои артисты.
Их классу дано преимущество. Ведь это класс «А». Они открывают праздник.
У Алергуша единственное желание: скорее отыскать, над чем бы посмеяться. Вот придёт Дед-Мороз, полюбуется на таких «артистов». Уж он-то посмеётся, потому что он настоящий артист и знает, какой талант должен быть у артиста. Пусть поглядит на этого выскочку Георгицэ. И девчонки оскандалятся с таким Зорием-Зориникой! Так им и надо, в другой раз не будут браться не за своё дело! Вот сейчас выйдут к ёлке, и все тогда разом лопнут со смеху!
Пока Алергуш вертелся во все стороны и смеялся, Ветуца Караман объявила, что ученики четвёртого класса «А» показывают в честь новогодней ёлки отрывок из пьесы Ливиу Деляну «Волшебная булава».
Но почему никто не смеётся? Почему все смотрят с любопытством и так увлечены? И слушают очень внимательно, в полной тишине. И ученики других четвёртых классов, и родители, и учителя — все слушают.
Ничего, сейчас засмеются! Они пока ещё не поняли, о чём речь. Вот-вот сообразят… Но что это? Что ли, они все оглохли и ослепли или не видят, что Зорий-Зориника — девчонка?!
Алергуш даже выглянул из-за спины Кирикэ, стоявшего впереди. Он хотел понять, почему никто не смеётся. Кирикэ подался в сторону, чтобы приятелю лучше было видно.
Алергуш смотрел и слушал, и углы его рта всё больше опускались.
Ни следа растерянности на лице Иляны — Зория-Зориники. Вскинула палицу резко, мальчишечьим жестом. И так решительно погрозила, что сразу поверишь: одним махом снесёт если не все семь голов дракону, то уж одну-то наверняка. И брюки на ней ладно сидят. А широкая рубаха, хоть немного великовата, но совсем не смешно. Щёки у неё и впрямь разрумянились, как у девочки, но взгляд чёрных глаз отважен, а речь звучит звонко. Ну прямо по-волшебному! И подумать только: за каких-нибудь пять дней выучила всю роль! Такое только девчонкам под силу!
И этот выскочка Георгицэ будто на дрожжах вырос! Вот он стащил с головы папаху да так гикнул, будто ветер просвистел! А как он разгорячился, как метнул резиновую булаву! Можно подумать, что она и впрямь настоящая, богатырская. Этот хитрец здорово притворялся, будто булава страшно тяжёлая, а сам он, силач, кидает её словно пушинку!
Никогда прежде Алергуш и представить не мог, что у Богатыря — Георгицэ такой могучий голос.
Алергуш поперхнулся от обиды. И кто бы мог подумать, что в горле человека может появиться такой ком, который, если его не проглотить, в два счёта тебя задушит. Каждое слово Георгицэ, каждая реплика Зория-Зориники — новый комок! Попробуй-ка проглоти их все разом!
Зал переполнен. И все глядят на артистов. Никто не оборачивается в сторону Алергуша. Никто его не ищет. Не указывает на него пальцем. Не кивает в его сторону.
И отчего это ему казалось, будто весь зал косится в его сторону? Одним глазом глядят на артистов, а другим — на него. Посмотреть, как он выглядит, как себя чувствует. Вот-вот захохочет?
И его одноклассники, и те, что из четвёртого «Б», «В» и «Г», даже учителя одобрительно кивают, слушая актёров.
А кто это там у дверей снимает пальто? Да это же мама! Специально пришла с работы увидеть его в роли Зория-Зориники. Она ещё с вечера приготовила ему вышитую рубаху.
Он был уверен, что пьесу не станут играть, потому что Иляне ни за что не выучить роль! Или сыграет так, что все засмеют! Тогда он сказал бы маме, что из-за Богатыря провалилась вся пьеса.
Мама прислонилась к двери. У неё сосредоточенное, задумчивое и вроде бы печальное лицо…
Алергуш опускает глаза и уже больше ни на кого не глядит. Он вдруг съёжился и стал маленьким. Он прячется за спину Кирикэ.
Алергуш заткнул бы уши, чтобы ничего не слышать, да только как не услышишь. Всегда, как назло, слышишь в десять раз лучше, когда чего-то не хочешь слышать.
Алергуш и знать не хотел, кто играет этого бешеного семиглавого Дракона в страшной маске.
— В порошок сотру! Проглочу! Зачем явился? Чего надо? — рычал Дракон в пустой стакан.
Щёки у Алергуша пылали, будто это он играл перед ёлкой, будто он вскидывал палицу, чтобы сокрушить злого Дракона.
Если б на него кто-нибудь поглядел в этот момент, то, наверное, спросил бы удивлённо: «Что с тобой стряслось, Алергуш? У тебя температура?»
В актовом зале высотой в три этажа аромат хвои и смолы. Аромат праздника. И ёлка тонет в весёлых гирляндах. На ёлке золотые и серебряные игрушки. На её ветвях, усыпанных ватой, резвятся зайчата и белки, петушки и потешные клоуны.
