Неугомонные бездельники - [33]

— Жаль!

— Ничего, и тебе, может, придется! — снисходительно заметил я, хлопая Борьку по плечу.

Он стряхнул мою руку и поморщился.

— Не это жаль, а что Блин не узнал, что рисунок мой!

Я удивился:

— Почему жаль?

Косо и чуть исподлобья глянув на меня, Борька выпалил:

— Думаешь, принял удар на себя, так и все?.. А может, я сам хочу принять удар? — И он стукнул себя кулаком в грудь.

Я виновато улыбнулся и успокоил его:

— Примешь, удары еще будут.

Горестно махнув рукой и буркнув: «Ладно, домывай», — Борька ушел. Я понимал его обиду, потому что сам недавно завидовал Славкиному успеху в драке. Потому, быть может, меня и тянуло столкнуться с мымрами, что хотелось испытать себя еще раз. И вот я испытал! И превзошел, пожалуй, всех, так что имею теперь право спросить у друзей, кто будет главным, потому что, если скажут: ты, я не покраснею!

Целый день я маялся с этой мыслью, но у Славки разбарабанило от зуба щеку, ему было не до главных, с одним же Борькой затевать разговор не стоило. А вечером, в постели, под голубым сияньем потолка, я додумался до простой вещи: если чуешь силу, не спрашивай, а действуй, и все поймут, на что ты годен.

Точно, я начну действовать — ведь «Союз Четырех» существует! Но существует беззаконно! Вот я для начала возьму и узаконю его! Как? Билетами, как и всякий союз.

И я взялся.

Из плотной бумаги для эскизов я загнул четыре небольших книжечки. Но заполнять их от руки не годилось. Какой же закон, если от руки — раз! — и подделали документ. Тогда я принялся за адский труд — вырезать алфавит из стиральной резинки. Дней пять провозился, втайне, конечно, зато буковки получились — одна к другой. Потом из резинки же сделал круглую печать с двумя буквами, как на листовке, — СЧ, но расположил их хитрее, в виде серпа и молота, поперечинка — рукоятка, а маленькая стойка — просто так, сучок на рукоятке. Я полтетрадки ушлепал печатью, мажа ее красной тушью. Не печать, а загляденье. Над девизом я тоже долго не ломал голову, почти сразу выдал:

Кому — ах, кому — ох,

Нам — «Союз Четырех»!

И вырезал этот неслыханный девиз целиком на одной резинке, с той и другой стороны, лесенкой, как у Маяковского.

Все!

И вот как-то после обеда я заперся, как будто меня нет дома, и сел печатать. Снаружи билет был чистым. Внутри: слева — фамилия, имя и название союза, справа — девиз, а по ним красные печати.

В глазах рябило, руки устали, ныла спина — попробуй подгони буковку к буковке. А тут еще торкались несколько раз. Кончил я только к шести часам, испортив лишь одну карточку, открыл заднюю стенку радиоприемника — самое безопасное место — сунул туда билеты на просушку.

Во двор вышел, пошатываясь и шоркая глаза.

Борька и Славка сидели на афонинском крыльце и играли в крестики-нолики. Увидев меня, Борька радостно воскликнул:

— Вот он!.. Я говорил — спит, а ты — заболел! Подставляй лоб! — Он заломил средний палец за большой и с такой оттяжкой врезал Славке выспоренный щелчок, что можно было опрокинуться, но Славка и в ус не дунул.

— Я, правда, решил, что ты заболел. У тебя эти дни вид какой-то температурный, — оправдался он, не щелкнув даже на длинном последнем слове — уж не от щелканья ли cи лечил свои зубы в тот раз, когда ему раздуло щеку.

Вместо объяснений я сладко потянулся.

— Засоня, — сказал Борька. — К нему, как к порядочному ломишься, а он — хыр-хор… В чем это у тебя руки?.. Ты что, новую листовку делал?

— Нет, пора листовок кончилась, — важно выговорил я, усаживаясь рядом. — Вот что, ребя, завтра ко мне в десять утра — как штык!.. Без смеха и никаких вопросов! — Я чуть выждал с серьезной миной, потом улыбнулся. — А сейчас я ваш дотемна!..

Утром в десять ребята были у меня. У Борьки в глазах держалась усмешка, но и любопытство, а у Славки — ничего, как будто на работу пришел, — вот выдержка!

Я провел их в спальню, усадил на диван перед дезкамерой, как перед символом нашей твердости и неприступности, вытащил из кармана завернутые в тетрадный лист билеты и произнес:

— Афонин и Чупрыгин, с сегодняшнего дня вы являетесь законными членами «Союза Четырех»!.. Позвольте вас поздравить и вручить вам билеты!

Я выдал им книжечки, и друзья минут пять обалдело рассматривали их, вертя, открывая и закрывая.

— А зачем ты мне свой дал? — спросил Славка.

— Чтобы ты мне вручил.

— А-а, ну держи, Кудыкин. Поздравляю! — Славка-таки легонько щелкнул зубами.

Я взял билет и тоже давай рассматривать, точно увидел его впервые. А собственно, так и есть, вчера ведь он не принадлежал мне и ничего не значил, а сейчас он сделал меня членом «Союза Четырех» — как же его не разглядеть!

Придя, наконец, в себя, Борька спросил:

— Гусь, а что теперь, колотить всех подряд?

— Почему колотить?

— А что делать?

— Ну, и колотить будем, когда надо!

— А в перерывах? — не отставал Борька.

— В перерывах? — переспросил я, глядя на рассудительного Илью Муромца, но тот задумчиво грыз ноготь. — Ну что, жить будем союзом… Это же интереснее, чем просто так.

Повисло неловкое молчание. Я-то ожидал восторженных криков, похвал, веселья, а тут молчат, грызут ногти да задают глупые вопросы. И меня взорвало.

— Ну чего вы?.. Не хотите?.. Тогда давайте сюда билеты и уматывайте!.. Живите сами по себе!.. Давай! — Я протянул к Борьке руку, с ужасом ожидая, что он вернет билет.