Неугомонная мумия - [6]

Я вскинула руку, призывая его замолчать: в столовую вернулся Джон с блюдом брюссельской капусты. Лицо его сияло, как солнце над пирамидами Гизы.

– В этом есть резон, дорогой. Признаюсь, мне такое соображение не приходило в голову.

– Правда? – Эмерсон прожег меня гипнотизирующим взглядом. – Значит, пора тебе кое о чем напомнить...

Что он и сделал в ту же ночь, и весьма убедительно.

3

На следующий день мы отправились в Элсмир.

Навстречу нам выбежала Эвелина. Одного взгляда на ее сияющее лицо хватило, чтобы увериться в обоснованности моей догадки. По-сестрински обняв ее, я промолвила:

– Я так рада за тебя, милая Эвелина.

Эмерсон повел себя куда менее деликатно:

– Амелия сказала, что ты опять в положении, Эвелина! Вообще-то я надеялся, что вы с Уолтером покончили с этими глупостями и отправитесь с нами в Египет. С тех пор как ты забросила рисование, у нас на раскопках не было хорошего художника, и мне кажется...

Его перебил Уолтер. Расхохотавшись, он воскликнул:

– Ну-ну, Рэдклифф, ты должен понимать, что виновата не только Эвелина. Я попросил бы тебя не досаждать моей бедной жене и посмотреть на наше недавнее приобретение.

– Папирус, написанный демотическим письмом?

Эмерсона можно отвлечь от чего угодно, переведя разговор на древности. Он выпустил Эвелину и последовал за братом.

Дорогая подруга с улыбкой посмотрела на меня. Годы милостиво обошлись с ней: все та же красавица-златовласка, как и в тот день, когда мы познакомились, материнство лишь слегка округлило ее стройную фигуру. Цветущий вид Эвелины почти убедил меня, что с ней все в порядке, но, как только мужчины отошли на достаточное расстояние, я обеспокоенно спросила:

– Ты уверена, что все идет как надо? Может, мне остаться у вас до конца лета? Если бы я была здесь в прошлый раз...

Эмерсон не должен был меня слышать, но временами у него прорезается неестественно острый слух. Вот и на этот раз.

– Опять за свое, Амелия? Пусть египтяне и зовут тебя Ситт-Хаким[3], но это вовсе не значит, что врачевание – твое призвание. Эвелина не нуждается в том, чтобы ты пичкала ее своими микстурами, моя доморощенная докторша.

С этими словами он исчез в коридоре, ведущем в библиотеку.

– Ха! – негодующе воскликнула я. – Вот видишь, Эвелина...

– Вижу, вижу. – Она обняла меня за талию. – Никогда не забуду, как ты вернула меня к жизни, когда я упала в обморок в римском Форуме. Твой муж и дня без тебя не проживет, поэтому и беспокоится, как бы ты не задержалась у нас. К тому же в этом нет никакой необходимости, поверь, дорогая Амелия. Я уже миновала то время, когда... Короче, опасный период уже закончился...

В женских делах Эвелина до нелепости целомудренна. Поскольку я считаю материнство естественным и интересным событием, то не вижу никаких основании что-либо скрывать.

– Да-да, для тебя наибольший риск представляют первые три месяца. Отсюда я делаю вывод, что ты родишь малыша в декабре или январе. Кстати, о детях...

– Да, конечно. Прости, тебе не терпится увидеть Рамсеса, а я...

Эвелина быстро отвела глаза. Стараясь не выдать внезапной тревоги, я невозмутимо спросила:

– С ним что-то случилось?

– Нет-нет, конечно, нет. По крайней мере... Дело в том, что Рамсеса...

Договорить она не успела, в холл опрометью выскочил Эмерсон.

– Пибоди, Рамсес исчез! Его не видели с завтрака. Проклятье, ну что ты тут стоишь столбом? Мы должны найти его!

Вцепившись в мраморную колонну, я ухитрилась не дать Эмерсону утащить меня к двери.

– Успокойся, Эмерсон. Не сомневаюсь, его уже ищут. К тому же от тебя мало толку. Скорее всего ты сам потеряешься, и всем придется искать и тебя. Ты ведь знаешь, Рамсес обожает исчезать. Он появится, когда сочтет нужным.

Последнюю часть этой спокойной и взвешенной речи Эмерсон не слышал. Убедившись в невозможности сдвинуть меня с места, он с безумным воплем выскочил за дверь.

– Волноваться не о чем, – заверила меня Эвелина. – Ты абсолютно права, Рамсес и раньше так поступал.

– Ра-а-мсе-ес! – Голос Эмерсона известен своей зычностью. – Твой папочка здесь! Рамсес, где ты? Бубуська мой!.. Рамсес...

– Я бы не отказалась от чашечки чаю.

Как на Британских островах, так и в прочих местах чай считается тонизирующим средством, способным поднять дух в тяжелые минуты. Именно поэтому Эвелина поспешила сунуть мне чашку чая, продолжая уверять, что с Рамсесом ничего не случилось. Я же обрадовалась чаю только потому, что после долгой поездки в поезде меня мучила жажда. Если бы мне требовалось тонизирующее средство, я попросила бы виски с содовой.

Как и можно было предвидеть, через несколько минут Эмерсон вернулся, неся на руках Рамсеса. Я неодобрительно взирала на эту трогательную картину. Рамсес, как обычно, был невообразимо грязен, а костюм Эмерсона только что вычистили и погладили.

За ними ступала Бастет, большая полосатая кошка, которую мы как-то привезли из Египта. Она была постоянной спутницей Рамсеса, но, к сожалению, замечательные привычки кошачьих не передались ее юному хозяину. Кошка устроилась на ковре и начала вылизываться. Рамсес, вырвавшись из рук отца, бросился ко мне, даже не удосужившись вытереть ноги.