Неугомонная - [17]

Таким образом, «гости» Лайн-Мэнор не питали доверия друг к другу, они были очень сдержанны, вежливы и малообщительны, в точности соответствуя планам и желаниям Лэйрда.

Миссис Терн как-то спросила Еву, знакома ли та с Парижем, на что Ева, немедля заподозрив ее, ответила:

— Так, немного.

Потом Ежи однажды заговорил с ней по-русски, но сразу же извинился.

Проходили недели, и Ева убедила себя, что эти двое были «призраками» Лайна, так тогда называли двойных агентов. Курсантов поощряли к тому, чтобы они пользовались местным жаргоном, отличным от того, какой был принят повсюду в секретной службе. Здесь не употребляли слово «фирма», а говорили «главная контора». Агенты назывались «воронами», «тенями» звали тех, кто следил за тобой — это было, как Ева поняла позже, чем-то вроде школьного форменного галстука или масонского рукопожатия. Это должно было служить отличительным признаком выпускников Лайна.

Один или два раза Еве показалось, что она видела, как Ло бросал понимающий взгляд на кого-то из вновь прибывших, и ее прошлые сомнения возрождались: уж не этот ли новичок — стукач, а миссис Терм и Ежи — просто любопытные от природы? Очень скоро Ева поняла, что так и было задумано: одного предупреждения оказывалось достаточно, чтобы «гости» начали следить сами за собой и другими. Постоянная бдительность — весьма эффективная форма внутренней безопасности. Ева была уверена, что является потенциальной подозреваемой не в меньшей степени, чем остальные — те, которых она сама считала «призраками».

В течение десяти дней в Лайне находился один молодой человек. Его звали Денис Трелоуни. Это был блондин с длинной светлой челкой, падавшей ему на лоб, и недавним шрамом от ожога на шее. После нескольких встреч с ним — в столовой, на занятиях по азбуке Морзе, — Ева поняла, что он смотрит на нее по-особому. Обращаясь к ней, парень произносил лишь незначительные фразы: «Похоже, будет дождь» или «Я немного оглох после стрельбища», но Ева могла с уверенностью сказать, что Денис проявляет к ней интерес. И вот однажды в столовой, когда они встретились у стойки буфета, где накладывали себе десерт, они разговорились и сели рядом за общим столом. Ева спросила у Дениса (сама не зная почему), служил ли он в военно-воздушных силах: ей казалось, что английские военные летчики выглядят именно так.

— Нет, — ответил он автоматически. — Я, в общем-то, флотский.

И тут в его глазах появился испуг. Ева поняла, что он заподозрил ее. Больше Денис с ней не заговаривал.

Вот уже целый месяц Ева жила в Лайне. Однажды вечером ее вызвали из своей комнаты в главный корпус. Девушке показали на дверь, опять на самом верху. Она постучала и вошла. За письменным столом с дымящейся сигаретой сидел Ромер. Перед ним стояли бутылка виски и два стакана.

— Привет, Ева, — сказал он, не потрудившись встать. — Вот, решил узнать, все ли у тебя здесь в порядке. Выпьешь?

Он жестом пригласил ее сесть, и она села. Ромер всегда называл ее Евой, даже в присутствии тех, кто называл ее Ив. Девушка предполагала, что остальные принимали это имя за нежное прозвище, но она также подозревала, что для Ромера это было хоть небольшим, но проявлением власти, осторожным напоминанием, намеком на то, что из всех, кого она здесь встречала, он один знал ее подлинную историю.

— Нет, спасибо, — сказала она в ответ на предложение выпить.

Тем не менее, Ромер налил Еве немного и подвинул к ней стакан.

— Ты будешь смеяться, но я не могу пить в одиночку.

Он поднял свой стакан, словно собираясь с ней чокнуться.

— Слышал, что у тебя вроде все получается.

— Как мой отец?

— Немного лучше. Новые лекарства, кажется, помогают.

Еве подумалось: «Это правда или ложь?» Уже сказывались плоды ее обучения в Лайне. Она задумалась снова: «Нет, тут Ромер не стал бы лгать, потому что я могу проверить». Поэтому она немного расслабилась.

— Почему меня не взяли на аэродром?

— Клянусь, что тебе никогда не придется прыгать с парашютом, пока ты будешь работать на меня. А произношение стало очень хорошим. Значительно улучшилось.

— А рукопашный бой мне тоже не понадобится?

Ромер выпил и снова налил себе.

— Представь, что ты борешься за свою жизнь: у тебя есть ногти, есть зубы — твои животные инстинкты послужат тебе лучше любых тренировок.

— А мне придется бороться за свою жизнь, пока я буду работать на вас?

— Очень и очень маловероятно.

— Ну и что мне нужно будет делать, работая на вас, господин Ромер?

— Пожалуйста, зови меня Лукас.

— Так что мне придется делать для вас, Лукас?

— Что нам придется делать, Ева. Все прояснится к концу твоего обучения.

— А когда это произойдет?

— Когда я пойму, что ты в достаточной мере обучена.

Он задал Еве еще несколько общих вопросов. Некоторые из них касались организации в Лайне: хорошо ли относились к ней преподаватели, проявляли ли они любопытство, задавали ли ей вопросы о предстоящей работе, почувствовала ли она особое к себе отношение со стороны служащих и так далее. Ева ответила ему правду. Ромер выслушал и задумался, медленно цедя виски и затягиваясь дымом сигареты. Он оценивал Лайн почти так, как, возможно, делал бы будущий родитель, выбирая школу для своего одаренного ребенка. Затем Ромер затушил сигарету, встал, засунул бутылку с виски в карман пиджака и направился к двери.