Нет спасенья от героев - [2]

Голый гигант, в отличие от Савелия, умственными муками не страдал. По крайней мере, на его лице, заросшем черной бородищей, это никак не отражалось. Убедившись, что как источник информации Савелий совершенно бесполезен, как источник возможной опасности совершенно безвреден, любопытный эллин целиком сосредоточился на терпящем бедствие роботе. Поудобнее перехватив дубину, он самым внимательным образом стал высматривать среди трясины кочки покрепче, явно собираясь добраться до утопшего механизма и навести на болоте порядок.

Конечно, Савелий предполагал, что, так или иначе, а застрявший робот обречен на погибель. Что не жилец он среди экологически чистых и первозданно диких лесов, гор, долин и рек догомеровской Эллады. Неестественный и чуждый предмет. Случайное недоразумение, занесенное сюда непонятно каким ветром. Вот только не ожидал Савелий, что случится это так скоро — практически на глазах. К собственному удивлению он вдруг понял, что ему жалко несчастного робота — инвентарный номер семнадцать дробь семнадцать школьной коммунально-хозяйственной службы. Жалко невообразимо. До слез.

— Нет! — крикнул Савелий, овладев наконец электрошокером. Крикнул громко и решительно. Ну, может не решительно — но громко, это точно. Во всяком случае, гигант Савелия услышал. Услышал и остановился, обратив на него вопрошающий взор.

— Нет! — повторил Савелий — Стойте! Нельзя! Понимаете? Нельзя трогать…

В подтверждение серьезности своих слов и права на собственность, он сделал несколько шагов вперед и, отставив в сторону руку с электрошокером (словно какой-нибудь джедай из «Звездных войн»), с сухим треском выметнул из него вверх голубую полутораметровую искру. Жест был эффектен, смел и наивен. Мощный электрический разряд пронзил большую комариную тучу, в испуге подскочившую на пару метров.

Эллин признаков испуга не проявил. Но заинтересовался. Добрую минуту он молча и задумчиво смотрел на Савелия. Стоял и сопел. Размышлял. Какие-то ужасно сложные аналитические процессы происходили, должно быть, в его чернокудрой голове. С натугой, с почти ощутимым скрипом и скрежетом рождались в ней длинные ряды архаичных образов, проявлялись уходящие в бесконечную ¬даль цепочки странных и удивительных ассоциаций. Эллин трудился долго, тяжело и добросовестно. Итогом его трудов стали действа, для Савелия неожиданные.

Во-первых, гигант улыбнулся — ощерился блаженно и одновременно жутко. Во-вторых, он отступил на шаг. В-третьих, — еще на шаг. Затем вдруг бухнулся на колени и, являя взору плитоподобную спину, с приглушенным стуком воткнул голову в мятую траву. Савелий опешил, а эллин, глядя в землю, начал что-то длинно и безостановочно бубнить… Эллин бубнил, Савелий стоял, не зная чего ждать, комары зло гудели и готовили ответный удар… Потом гигант умолк. Он выпрямился, задрал вверх бороду, полную растительного мусора, и торжественно-протяжно провозгласил что-то похожее на «Хайре!». Затем притих. Просто смотрел на Савелия и молчал все с той же жутко-блаженной (или блаженно-жуткой) улыбкой.

Ну вот! Здрасьте-приехали, с тоской подумал Савелий, не зная куда девать руку с электрошокером. Вот только этого мне и не хватало… Коленопреклонений… А еще молитвовознесений и руковоздыманий. Ритуальных жертвоприношений с торжественным воскурением благовоний… И что теперь? Может, храм начнем строить? Храм Савелия-громовержца на болоте… Вот же влип! Не хуже того робота! Ну чего, чего тебе от меня нужно, бугай ты несчастный! Сам того не ожидая, Савелий вдруг разразился длинной, какой-то истеричной и совершенно бестолковой тирадой. Выразительно жестикулируя и запинаясь, он принялся горячо доказывать, что уважаемый эллин глубоко заблуждается: что никакой он, Савелий, не хайре, никогда не был хайре и становиться им не собирается. Что он, Савелий, знать не знает, кто такой этот хайре и вообще не представляет, какого хайре ищет на этом чертовом болоте глубокоуважаемый эллин. Савелий уцепился за это непонятное слово, как утопающий за обломок доски. Он повторял его и так, и эдак, на все лады: склонял, спрягал и даже пробовал произнести во множественном числе. Отчаянно пытался заменить им весь древнегреческий язык, — вернее, его абсолютное им, Савелием, незнание (ну откуда, скажите на милость, ему было знать, что слово это означало у обитателей древней Эллады «здравствуйте» и «до свидания» одновременно!). И когда он произнес его в двадцатый, примерно, раз — наконец случилось чудо… Гигант удалился!.. Не ушел, не убежал, не свалил и не смотался, — а именно удалился. Преисполненный спокойным достоинством поднялся во весь свой огромный рост и, не поворачиваясь к Савелию спиной, не озираясь, — с довольной улыбкой продолжая смотреть Савелию прямо в глаза, странным образом держа дубину свою невесомо, словно прогулочную трость, стал неспешно отступать к лесным зарослям и как-то сразу в них исчез, растворился, будто его и не было здесь, будто приснился он Савелию в нечаянном послеобеденном сне. В этот момент комары поняли, что плацдарм наконец свободен и настала их очередь…

Савелий бросился к мотограву. Все, — с него хватит! Сходу запрыгнул верхом, даже не смахнув сухие листья с седла и паутину с приборов. Рванул с места, вверх, сразу под кроны деревьев, сквозь солнечные лучи… Скорей! Скорей к своим, на базу!.. Отключить бедолагу робота он, конечно, забыл.