Нет ничего невозможного - [66]

Стоит ясная, черная ночь; на севере и на юге я вижу светлячки фонариков, которые покидают последние лагеря, чтобы направиться сюда, в место, где нахожусь я. В мою дверь начинает стучать ощущение удовлетворенности. Оно говорит, что я сейчас в самой высокой точке, в какой только могу быть. К счастью, моя усталость сильнее этого чувства, и она не дает мне потерять голову и растаять от эмоций.

Не выжидая слишком долго, я начинаю осторожно спускаться. Когда дохожу до пирамиды на восьми тысячах семистах метрах, неотложный позыв в животе заставляет расстегнуть комбинезон и сесть на корточки. Эх, не надо было съедать этот гель! Я хватаю камень и аккуратно, насколько это возможно в таких обстоятельствах, подтираюсь им. В таких толстых рукавицах это сложная задача. Уф, наконец-то я застегиваю одежду и продолжаю спускаться, смеясь сам над собой и над этой ситуацией. У подножия пирамиды я сталкиваюсь с ведущим длинной, человек на пятьдесят, освещенной очереди из носильщиков, гидов и клиентов. Они тихо и дисциплинированно поднимаются, держась за веревочные перила и создавая заторы на самых технически сложных участках. Я прохожу мимо последнего в этой очереди фонарика и вновь остаюсь один. Я спускаюсь по гребню, пока меня не встречает ясный солнечный свет. Защитившись от ветра, под приятным теплом встающего солнца, я останавливаюсь, ложусь на землю и недолго отдыхаю.

Она на расстоянии более восьми тысяч километров и не знает, где я. Я должен был вернуться в базовый лагерь и отправить сообщение еще несколько часов назад. Фраза «отсутствие новостей — хорошая новость» не относится к ситуациям, когда твой любимый человек находится высоко в горах. Когда мы ничего не знаем друг о друге, то всегда представляем себе худшее. Она, должно быть, сейчас думает, что я умираю или уже умер где-то на высоте. В мире с постоянной коммуникацией, где мы узнаём обо всем моментально, я выбрал для себя противоположный опыт. Мне бы хотелось быть единственным, кто принимает решения здесь, на высоте, без какого-либо влияния или давления извне, чтобы никто не подбадривал меня, когда мне плохо, и не указывал, что пора спуститься, потому что стоит плохая погода или потому что я слишком медленно продвигаюсь. Поэтому спутниковый телефон я оставил Себу. Это решение, которое сделало мой опыт настоящим, теперь заставляло страдать тех, кто меня любит. Ни Себ в базовом лагере, ни Эмели в Сегаме не знали, где я и что со мной происходит.

Наконец, в разгар утра, часов через тридцать после того, как я вышел из Ронгбука, я появляюсь в продвинутом базовом лагере и воссоединяюсь с Себом. Звоню домой, чтобы сообщить, что все хорошо и что мы скоро вернемся, но в голове у меня одна мысль: восстановить силы и через несколько дней попробовать подняться еще раз.

Во время спуска, поскольку я шел очень медленно, у меня было достаточно времени на раздумья, несмотря на усталость. Я был немного разочарован собой, потому что не достиг таких показателей, как несколько дней назад, а гастроэнтерит вообще все испортил. Я чувствовал, что мое тело может и хочет большего. И тогда я начал думать: было бы здорово посмотреть, можно ли подняться до вершины еще раз буквально через несколько дней, как я сделал бы, например, находясь в Альпах. Там, когда мы едем в горы на неделю, мы паркуем фургон на дне долины и каждый день после завтрака практикуем в горах разные занятия. Правда же, можно применить эту модель к самым высоким вершинам в Гималаях? Я смог бы получить ответ на этот вопрос, только если бы попытался вскоре подняться еще раз. Оставались сомнения: я не знал, сумеет ли мое тело за три дня восстановиться после огромной нагрузки, которая пришлась на него только что.

В тот же день мы разобрали свои палатки в продвинутом базовом лагере и вернулись в Ронгбук. Диалоги, которые можно услышать в базовом лагере, напоминают разговоры на Уолл-стрит, только с одним отличием: там все говорят о ценностях и акциях, а здесь о метеорологических прогнозах. Одно из преимуществ периодического сосуществования с коммерческими экспедициями в том, что у них имеются огромные ресурсы, а значит, и доступ к самым точным прогнозам погоды. И все они утверждали, что 27 мая станет лучшим днем этого сезона.

Мы отдохнули пару дней и — все, пора! — снова пересекли морену, дойдя до ПБЛ. Поскольку теперь у нас не было там палаток, Моника, врач экспедиции Адриана Баллингера и Кори Ричардса, которые как раз в это время поднимались на Эверест без кислорода, предложила нам места для сна в их палатке-столовой. Я отдохнул несколько часов и, прежде чем стало рассветать, выдвинулся в сторону вершины.

Я шел в хорошем темпе и скоро добрался до северного ребра. Хотя по прогнозу был обещан великолепный день, в небе висел занавес из высоких облаков, которые не давали проникнуть солнечному теплу; на высоте семи тысяч метров мне пришлось надеть комбинезон на пуху, чтобы согреться. Несмотря на усталость, я довольно хорошо себя чувствовал и примерно за семь часов добрался до восьми тысяч трехсот. На час дольше, чем в день акклиматизации, но на два часа меньше, чем пять дней назад. Я встретил несколько человек, которые шли вниз: японцев, добравшихся до вершины с кислородом, и немецкого альпиниста Ральфа Дуймовица, который попробовал сделать это без кислорода и теперь жаловался на холод. Я продолжал восхождение и встречал других альпинистов, которые двигались вниз.