Нет - [2]

И лица немой толпы — серые посмертные маски. Каждый внутри себя, каждый мысленно погружён в сножизнь, хоть и вынырнул из неё часом ранее, чтобы идти на работу. Не слышно разговоров, человеческую реку лишь иногда тревожит грохочущий кашель — пыльца кого-то-таки доконала. И чем глубже в подземку, тем удушливей вонь сутолоки тел.

Лазер терминала мгновенно отсканировал сетчатку, пропуская меня через турникет. Утром проезд бесплатен, так как рабочие спешат кто куда. Но только до десяти ноль-ноль, после любая поездка уже стоит десять минут сножизни.

Поезд мчался быстро и почти беззвучно, с развешанных по вагону экранов без устали вещали об угрозах современности: пыльце, иногда проникающей на полуостров с большой земли, общественных рисках бесконтрольного деторождения, участившихся солнечных ударах. На смену тревожным сюжетам неизменно приходили патриотические: Ойкумена дарует, Ойкумена оберегает, обеспечивает, и всё во имя выживания человечества. Но никто не слушал. Даже на экраны не смотрел.

— Мы — последний оплот разума на Земле! — пафосно возвестила в конце ролика грозная Психея — игровое олицетворение Ойкумены. Изуродованная шрамами — следами прошлых войн человечества, юная девушка прикрывалась древним щитом с изображением головы змееволосой женщины, и воздевала в ясное небо острое копьё, в котором легко угадывался Шпиль.

Да, последний… В детстве всех водили в музей Деградации — и будущих рабочих, и спецов. Разве что юным психоактивным в том не было никакой нужды — они всегда находились «рядом» с источником информации о прошлом людей.

На узле Конструкторов я вышел. В час пик людей на поверхность тут доставляли эскалаторы, в обычное время неработающие, и бдели полицейские — суровые ребята в экзотелах бело-синего цвета. Показалось, или они повернули вслед за мной головы?

Отстояв на эскалаторе, я вскоре очутился у цели: на вид шершавый монолитный куб без окон, ничего необычного. Управление надзора сножизни в череде строений выделялось разве что странным отблеском стен — под лучами солнца они чудились фиолетово-чёрными.

На входе меня уже ждали.

— Позволите вашу личность? — не улыбаясь, спросила высокая, статная девица в униформе, с толстой косой до середины спины. Спросила для галочки, в том я был убеждён. Ну отвечу я «нет», и чего? Она не полезет мне в голову?

Я почувствовал укол в мозгу сразу, как только кивнул. Больно, чёрт подери…

— Прошу за мной.

Шли недолго, по сторонам я старался не глядеть. Уж не знаю почему, но мне не хотелось ни видеть ничего внутри этого куба, ни даже слышать. Какой-то неведомый страх поселился во мне, стоило войти. Словно бы в чём-то виноват, хоть и не знаю пока в чём…

Кабинет, куда меня определили, был мрачен, как штольня. Допросная, понял я задним умом. Хоть и не было псивизорам в подобном антураже никакой нужды. Они могли прочесть меня, как открытую книгу, лишь испросив на то моего дозволения.

Вошла та же девица с косой под лопатки и высокий, похожий на неё, точно брат родной, парень — тоже в униформе и строгий. Он сел напротив, она встала позади него, вперившись холодным взглядом мне в… лоб? Отчего она смотрит мне промеж бровей?!.. Я почувствовал себя крайне неуютно. Так и хотелось вытянуть шею, попытаться поймать этот её взгляд.

Я слышал, что псивизоры работают парами. Даже знал их роли — как-то ещё в Социуме нарвался на одного особо говорливого типа не то из их числа, не то просто особо осведомлённого. Если он не врал, то, получается, девица с косой была психосервером — живым передатчиком для грёз, обеспечивавшим определённую зону покрытия сножизни граждан. Обычные психосерверы «запоминали» всё, что творится в грёзах, неважно в общих или в личных, обеспечивали интересы массы. А необычные, такие как девица с косой, фокусировались на поддержке одного-единственного человека, своего напарника-псивизора, который играл значительно более активную роль. И напарник этот непременно имел психоактивный статус, то есть мог творить внутри сножизни и перемещаться между снами граждан.

— Мы возместим вам время на дорогу и завтрак, — неожиданным грудным баритоном начал парень. — Ответите на вопросы и можете быть свободны.

Я кивнул и потёр болезненные глаза.

— Ваше имя Илья Томин?

Опять кивнул: то ли от жары, то ли от волнения во рту пересохло напрочь. День сулит быть не из приятных…

— Я перечислю факты. Если где-то ошибусь — дайте знать. Итак: сорок один год, пол мужской, не психоактивны, — он быстро глянул на меня, словно ожидая опровержения последнего, — право на одного ребёнка после тридцати и до сорока осталось неиспользованным, рабочий первого оптико-бытового завода в кластере Юго-Запад. И — поразительно! — вы сумели создать себе личный сон!..

Я лишь обтёр вспотевшие ладони о штанину. Возразить было нечего. Лёгкий восторг в голосе молодого псивизора мне несказанно льстил.

— Вам знаком некто Кирьян Томин?

— Нет, — прохрипел я и вдруг испугался собственного голоса. Как же давно я не говорил из-за профессиональной привычки общаться жестами?..

— Вы уверены? Подумайте, — дружески предложил парень; девица сверлила мне лоб.