Нет имени тебе… - [12]

Дом Раскольникова с памятной доской и металлическим рельефным портретом писателя был угловым. Экскурсоводка вывела нас на самый перекресток, чтобы показать удивительную особенность этого места.

– Оглянитесь вокруг! Взгляд упирается в дома, и создается впечатление, что этот перекресток никуда не ведет, словно подчеркивает безвыходность положения героя романа, – сказала она, а Лёлька повторила по-испански.

Все стали растерянно озираться, и я посмотрела – точно! У меня даже голова на миг закружилась. А экскурсоводка показала подвальное окно дворницкой, где Раскольников нашел топор.

Все здешние дворы закрыты кодовыми замками, потому что жителей одолевают туристы. Но экскурсоводка знала код, открыла калитку в воротах и завела нас под арку подворотни. Двор был вычищен и вылизан, превращен в питерский образцово-показательный или обычный европейский дворик с дорожками, выложенными плитками, огороженными газончиками с подстриженными кустиками, скамеечкой и фонариками, словно кто-то специально и старательно стремился уничтожить атмосферу романа. И лестница в подъезде была по нашим меркам образцово-показательная: побеленные потолки и выкрашенные грязно-зеленой масляной краской стены. Что ж, все правильно. Одно дело прийти на экскурсию, чтобы ненадолго погрузиться в «достоевскую» атмосферу, а другое – жить в грязи и разрухе. Впрочем, кое-что из антуража не могло не сохраниться: архитектура лестниц с отсутствием площадок, с поэтажными языками коридоров, куда выходили двери квартир, а также звуки и запахи. На втором этаже стоял густой капустный дух, слышно было, как гремели крышки кастрюль и работал телевизор. На третьем этаже за дверями полным ходом шел безобразный скандал с матом. На четвертом – жарили рыбу.

С остановками мы поднялись до самого верха, где потолок опустился, а лестница уткнулась в чердачную, наглухо заделанную дверь. К ней вели тринадцать ступенек. Здесь жил Раскольников!

На стекле лестничного окна я прочла выцарапанное: «Kill the babka», а рядом на стене, под нарисованным топором, с которого падали капли крови: «Ты сделал это, Родя!»

Через квартал, в подобном же угловом доме, жил сам Достоевский и писал там «Преступление и наказание». Надо же, и сегодня там живут люди! Интересно, какие они, читали ли Федора Михайловича, счастливы ли? Наверно, если поободрать обои в этой квартире, можно добраться до тех самых, старинных, если, конечно, там не было евроремонта. Не хотела бы я жить в его квартире. Экскурсоводка показала ее, на втором этаже, над воротами. В окнах большие белые буквы «SALE».

В этих пустых улицах, на этих перекрестках и Достоевский, и Раскольников, оба представлялись в равной степени реальными и одинаково фантастичными.

Нам предстояло еще узнать, где допрашивали Раскольникова, осмотреть дом каретного мастера и два дома Сонечки Мармеладовой (потому что, по мнению литературоведов, оба подходили под описание). Вот тут и случился со мной некий странный эпизод, хотя теперь я почти уверена, что был он не случайным.

В какой-то момент я немного отстала от группы, уловила свежий островатый, похожий на огуречный, запах корюшки и стала оглядываться в поисках продавца с лотком, чтобы узнать цену. Почему-то не подумала, что для торговли еще рано, улицы пусты. В общем, побежала я догонять испанцев, которые ушли довольно далеко, и на каком-то перекрестке, словно во сне, передо мной промелькнуло дивное видение. В конце улочки домик, точнее, двухэтажный флигель с односкатной крышей, прилепившийся к большому дому. Во флигеле круглая арка, кованые ворота с калиткой. Возле арки окно, на подоконнике за стеклом большой рыжий кот, на втором этаже два окна с вишневыми занавесками и геранью в горшках и чердачное окошко. На чердаке, наверное, жил художник, об этом говорил керамический горшок, полный кистей, и гипсовая голова какого-то античного чудака. Внезапно, откуда не возьмись, на улице появился и скрылся в подворотне флигеля высокий мужчина в темном длинном пальто, в шляпе с полями, с совершенно особенной, знакомой мне размашисто-летящей походкой. Лица его я не видела.

Не знаю, как я умудрилась на бегу ухватить эту картину так ярко, подробно и даже протяженно во времени. И почему не остановилась, не побежала к флигелю, не попыталась догнать этого мужчину? Возможно, я сразу и не поняла, что это видение означает для меня нечто важное, словно видела я когда-то этот уютный, милый для меня уголок, приходила сюда, связаны у меня с ним какие-то переживания. Когда это было, в какой жизни, да и было ли вообще? Дежавю…

Я нагнала испанцев и теперь шла рядом с Кармен, которая пыталась наладить со мной разговор через Лёльку.

– Ей здесь очень нравится, – сообщила Лёлька.

– А мне не очень. Вычистили все вокруг, вылизали, отремонтировали дома, как игрушки. Достоевский-лэнд! Туристские тропы! Не хватает трехзвездочного отеля «Достоевский».

Испанцы двигались впереди и не видели, как у нас из-под ног, из щели в асфальте, выскочила здоровая крыса и шмыгнула в другую щель, под дом. От неожиданности мы с Кармен одновременно взвизгнули, потом стали смеяться. Нас окружили, скрыть происшествие было невозможно, но, узнав причину переполоха, испанцы тоже засмеялись, а Кармен, заметив мое смущение, сказала, что в Барселоне тоже есть крысы.