Нет другой двери… О Гоголе и не только - [15]

Неожиданную, как бы случайную смерть прокурора («…стал думать, думать и вдруг, как говорится, ни с того ни с другого умер») автор сопровождает размышлениями о тайне жизни и смерти, смысле человеческого бытия: «А между тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке: тот, кто еще не так давно ходил, двигался, играл в вист, подписывал разные бумаги и был так часто виден между чиновников с своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением. О чем покойник спрашивал, зачем он умер или зачем жил, об этом один Бог ведает».

Из персонажей поэмы один только Чичиков оказывается способен постичь страшную правду о прокуроре: «Вот, прокурор! жил, жил, а потом и умер! И вот напечатают в газетах, что скончался, к прискорбию подчиненных и всего человечества, почтенный гражданин, редкий отец, примерный супруг, и много напишут всякой всячины; прибавят, пожалуй, что был сопровождаем плачем вдов и сирот; а ведь если разобрать хорошенько дело, так на поверку у тебя всего только и было, что густые брови».

Реакция Чичикова на смерть прокурора близка авторской, хотя и не тождественна ей. Дело за малым: герой, так решительно (и нередко справедливо) судящий о других, ни в коей мере не относит сказанного к самому себе. Подобно другим персонажам поэмы «мудр, умен и толков он бывает во всем, что касается других, а не себя». Однако не случайно именно ему Гоголь позволяет постигнуть то, что скрыто от других героев. Александр Матвеевич Бухарев (в монашестве архимандрит Феодор), один из проницательных читателей Гоголя и автор книги о нем, заметил по поводу чичиковской эпитафии прокурору: «Один только Павел Иванович и мог проникнуть во всю глубину этой ужасной истины, от которой задрожит иной всем существом своим…» [32]

Прозреть истину Чичиков способен лишь в том случае, когда привычный ход его жизни нарушен и ему грозит беда, когда волею обстоятельств он оказывается в критической ситуации. Стоило ему «оборваться» на балу у губернатора, как он весьма здраво и основательно рассуждает о балах вообще. «Чтоб вас черт побрал всех, кто выдумал эти балы! – говорил он в сердцах. – Ну, чему сдуру обрадовались? В губернии неурожаи, дороговизна, так вот они за балы! <…> Кричат: “Бал, бал, веселость!” – просто дрянь бал, не в русском духе, не в русской натуре; черт знает что такое: взрослый, совершеннолетний вдруг выскочит весь в черном, общипанный, обтянутый, как чертик, и давай месить ногами. Иной даже, стоя в паре, переговаривает с другим об важном деле, а ногами в то же время, как козленок, вензеля направо и налево…» и так далее. Герой, однако, опять-таки не относит сказанного к самому себе. Совсем недавно он вовсе не считал бал пустым делом и готовился к нему с завидной тщательностью.

Размышляя о судьбе Чичикова, А. М. Бухарев пишет: «…Многое должен еще пройти этот герой, многое должно совершиться в его духе и во внешних его обстоятельствах. Нужно по крайней мере, чтобы оживляющий луч счастия пал в его душу не иначе, как во время страшной темноты, беды и горя его…»

Итак, встретившиеся при выезде из города на пути Чичикова похороны предсказывают ему счастье. Герой не догадывается, в чем заключается его счастье, для него оно – удача в предприятии. Иной смысл вкладывает в эту примету автор. Счастье Чичикова – это будущее его возрождение через полный крах предприятия, счастье спасения заблудшей души. Этой идее соответствует и светлый, мажорный финал первого тома: гимн Руси-тройке, которая «мчится вся вдохновенная Богом!..» и которой дают дорогу другие народы и государства.

Идея города

Идею «Мертвых душ» отчасти помогают раскрыть черновые заметки Гоголя к первому тому, в которых намечен символический образ города. «Идея города. Возникшая до высшей степени Пустота. Пустословие. Сплетни, перешедшие пределы, как все это возникло из безделья и приняло выражение смешного в высшей степени». И далее: «Как пустота и бессильная праздность жизни сменяются мутною, ничего не говорящею смертью. Как это страшное событие совершается бессмысленно.

Не трогаются. Смерть поражает нетрогающийся мир. – И еще сильнее между тем должна представиться читателю Мертвая бесчувственность жизни». И как итог: «Весь Город со всем вихрем сплетней – преобразование[33] бездельности жизни всего человечества в массе. <…> Как низвести все мира безделья во всех род<ах> до сходства с городским бездельем? и как городское безделье возвести до преобразования безделья мира?»

Гоголевские заметки не датированы[34]. В основном они касаются второй, городской части первого тома, однако в конце их намечается переход ко второму. («Противоположное ему преобразование во II <части>, занятой разорванным бездельем».)

Ключевая идея заметок – мысль о «городском безделье», прообразующем, то есть символизирующем, «бездельность жизни всего человечества в массе». «Безделье» – это не просто пребывание без дела, в праздности: в мире Гоголя можно быть очень деятельным и в то же время не заниматься делом. Иными словами, это деятельность, лишенная внутреннего, духовного содержания. В этом смысле вся жизнь неутомимо деятельного Чичикова есть лишь иллюзия деятельности.