Нет блага на войне - [15]

Вот эти четыре слова так и не были произнесены. Вместо короткой, заранее оговоренной фразы («ввести в действие план прикрытия») поздним вечером 21 июня 1941 г. Тимошенко и Жуков (а по сути дела – Сталин) отправили в округа целое сочинение, вошедшее в историю под названием «Директива № 1». Вот ее полный текст:

«1. В течение 22 – 23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности, встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

ПРИКАЗЫВАЮ:

а) в течение ночи на 22 июня 1941 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22 июня 1941 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно ее замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточенно и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъема приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».

Обсуждение и анализ смысла этого текста продолжается уже более полувека. Одни утверждают, что главное в Директиве – требование «не поддаваться на провокации». Другие резонно возражают, указывая на фразу «встретить возможный удар немцев». Третьи справедливо указывают на явную двусмысленность Директивы: как можно «встретить удар немцев», не проводя при этом «никаких других мероприятий», кроме рассредоточения и маскировки? Как можно привести в «полную боевую готовность» неотмобилизованные, не укомплектованные по штатам военного времени, войска? Как в условиях жесточайшего дефицита времени командующие округов должны отличить «провокационные действия» от «внезапного удара немцев»?

Вплоть до самых последних минут мирного времени Москва так и не отдала прямой и ясный приказ о введении в действие плана прикрытия. В показаниях командующего Западного фронта Д.Г. Павлова (протокол первого допроса от 7 июля 1941 г.) события ночи 22 июня описаны следующим образом:

«…В час ночи 22 июня с. г. по приказу народного комиссара обороны я был вызван в штаб фронта. Вместе со мной туда явились член Военного Совета корпусной комиссар Фоминых и начальник штаба фронта генерал-майор Климовских. Первым вопросом по телефону народный комиссар задал: «Ну, как у вас, спокойно?» Я ответил, что очень большое движение немецких войск наблюдается на правом фланг: по донесению командующего 3-й армией Кузнецова в течение полутора суток в Сувалкский выступ шли беспрерывно немецкие мотомехколонны. По его же донесению, на участке Августов – Сапоцкин во многих местах со стороны немцев снята проволока заграждения.

На мой доклад народный комиссар ответил: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб же соберите на всякий случай сегодня утром, может, что-нибудь и случится неприятное, но смотрите, ни на какую провокацию не идите. Если будут отдельные провокации – позвоните». На этом разговор закончился…» Итак, в дополнение к сотням других донесений, которые поступали в Генеральный штаб Красной Армии, командующий войсками приграничного округа сообщает, что противник снял проволоку заграждений, и к границе беспрерывно идут колонны танков и мотопехоты. Связь между Минском и Москвой есть, и она устойчиво работает. Приказ наркома – не паниковать. При этом Тимошенко высказывает предположение о том, что утром 22 июня «может случиться что-то неприятное». Неужели такими словами маршал и нарком обороны обозначил возможное нападение 3-миллионной вражеской армии?

«…В 3 часа 30 мин. народный комиссар обороны позвонил ко мне по телефону снова и спросил – что нового? Я ему ответил, что сейчас нового ничего нет, связь с армиями у меня налажена и соответствующие указания командующим даны…» Еще раз отметим, что связь устойчиво работает, командующие в Москве, Минске, Гродно, Белостоке и Кобрине не спят; по другую сторону границы приказ о наступлении уже более 12 часов назад доведен до сведения трех миллионов солдат и офицеров вермахта (что должна была бы зафиксировать и советская военная разведка). Но нарком обороны упорно не желает произнести четыре заветные слова: «Ввести в действие план прикрытия».

Существует описание реакции Сталина на сообщение о немецком вторжении. Оно принадлежит свидетелю и главному участнику событий – маршалу Жукову. За много лет до написания своих печально-знаменитых мемуаров, 19 мая 1956 г. Г.К.Жуков составил и передал для утверждения Н.С.Хрущеву проект доклада на Пленуме ЦК КПСС. Пленум, на котором предполагалось дать жесткую оценку «культу личности», так и не состоялся, но текст непроизнесенной речи Жукова сохранился в архивной тиши до наших дней:

«…Мы с тов. С. К. Тимошенко просили разрешения дать войскам приказ о соответствующих ответных действиях. Сталин, тяжело дыша в телефонную трубку, в течение нескольких минут ничего не мог сказать, а на повторные вопросы ответил: «Это провокация немецких военных. Огня не открывать, чтобы не развязать более широких действий. Передайте Поскребышеву, чтобы он вызвал к 5 часам Берия, Молотова, Маленкова, на совещание прибыть Вам и Тимошенко».