Несвятая троица - [17]

Я улыбнулся как можно более приветливо и протянул приготовленную серебряную монету.

– Здравствуй, красавица! Переночевать пустишь? Раненый у меня.

Девушка ошарашенно смотрела то на меня, то на Вадима, которого я аккуратно опустил на землю, то на Иру, которая тоже попыталась улыбнуться.

– Аз несвидая тя… – запинаясь, произнесла она.

Мы с Ирой переглянулись.

– Родная, я ни хрена не понимаю… – Я показал на Вадима, потом как будто кладу его куда-то, потом рукой показал, что хочу есть и пить, затем протянул ей монету и вложил в руку.

Она ошарашенно посмотрела на монету.

– Почто даяти ты ногату? Аз несвидая… – Она взглянула на Вадима. – Оне язвлен?

– Милая, пусти внутрь, там уж как-нибудь найдем общий язык. – Я достал из кармана еще монету поменьше, вложил ей в ладонь и показал, что хочу пройти в дом. Она чуточку помялась, потом открыла дверь пошире и махнула нам рукой – заходите. Подхватив Вадима, мы вошли. В хате царил полумрак, возле окна стоял стол, посреди помещения – печь, похожая на нашу, русскую. Вдоль печи тянулись несколько широких лавок, на которых можно было при желании и сидеть и лежать. Девушка показала на ближайшую, я положил туда Вадима.

– Ира, давай-ка раздень его и найди аптечку где-то в рюкзаке.

Ирина занялась раненым, а я повернулся к девушке.

– Ну что, красавица, давай знакомиться. Я – Андрей, – ткнул я себе пальцем в грудь и несколько раз произнес свое имя. Девушка застенчиво улыбнулась, показала на себя и тихонько произнесла:

– Динари…

– Ой как красиво, – улыбнулся я и показал на Иру. – Ира. А это Вадим. Вадим.

– Ира-а, – протянула Динари, – Вадьим. Ан'дей… – Она очень смешно картавила.

– Вот и познакомились. Ты здесь одна живешь? – Я изобразил руками целую пантомиму и показал один палец.

– Несть, – покачала головой девушка. – Аз живу братр те Кераль – она обвела руками, показывая помещение, и показала три пальца. Потом пальцем на себя.

– Динари, – указала пальцем на печь, – Кераль, – пальцем на дверь: – Терим.

– Я понял… – Внимательно пригляделся к печи. Там в ворохе тряпья кто-то лежал. – Ладно, разберемся. Воды можешь принести? – Я показал, что хочу пить. Девушка метнулась к большой бадье, стоящей на лавке возле печи, зачерпнула деревянным черпаком воду и подала мне. Отпив половину, я развернулся к Ире. Она явно не справлялась. Общими усилиями мы стянули с Вадима кольчугу вместе с футболкой и уложили его на бок.

– Возьми воду, попробуй привести его в сознание. Но вставать не давай. Я посмотрю, что там с преследователями. – Отдав ковшик Ире и кивнув Динари, я ринулся во двор.

Единственное, что я мог сделать теперь, это попытаться отвлечь всадников от хутора, напав на них из травы. Но когда выскочил из калитки, облако пыли над дорогой сместилось существенно восточнее. Пронесло? Надо проверить.

Пригибаясь, я рванул по тропинке, готовый каждую секунду прыгнуть в траву. Но вскоре впереди показалась дорога, а мне навстречу так никто и не выскочил. Минут десять я пролежал в траве, ожидая и прислушиваясь, потом осторожно вышел на дорогу. Никого. Ну вот и славненько. Закинув арбалет на плечо, я двинулся обратно к дому.

Ира Зуева, неизвестно где, вторая половина того же дня, ближе к вечеру

Это, несомненно, был древнерусский или иной древнеславянский язык. Историю языка у нас вела Грымза, при этом жутко зверствовала на сессиях, так что, несмотря на прошедшие семь лет, я не могла его не узнать. Говорить я на нем, конечно, не могла, но по крайней мере можно было что-то понять.

Где же мы???

Чувствуя, что меня вот-вот снова захватит чернейшая безнадега, я жутким усилием подавила в себе разгорающееся отчаяние и сосредоточилась на Вадиме.

Ему было плохо. Я попыталась вымыть его, особенно в тех местах, где были ссадины и глубокие ожоги. Хозяйка хутора несколько минут наблюдала за моими действиями, но потом, поняв, что я хочу, начала мне помогать. Мы вытерли кровь, некоторые раны я обработала перекисью. Затем, подложив ему под голову одеяло, я намочила тряпку и положила ему на лоб.

Дыхание было ровным, пульс слабым, но вроде нормальным по частоте, однако в себя он не приходил. Что делать дальше, я не представляла, поэтому просто укрыла его одеялом и села рядом.

Девушка осторожно поправила тряпку у Вадима на голове и спросила:

– Бяше язвлен?

Я кивнула.

– Да, язвлен. Ранен, упал.

Динари показала на деревянный медальон, который Андрей заставил надеть каждого из нас.

– Се нужно сняти.

– Ладно, – удивилась я, но медальон сняла.

Вадим тут же застонал и пошевелился.

– Лежи, лежи! – Я помогла ему устроиться, повернув на спину.

Дверь распахнулась, в дом вошел Беркут.

– Очнулся? – спросил он, кивнув на Вадима.

– Ага, – прохрипел тот, открыв глаза.

– Напои его и пусть лежит, – скомандовал шеф. – Устроимся здесь, пока не придет в себя и пока мы не поймем, что вокруг происходит.

– Как скажешь, – кивнула я, пытаясь напоить Вадима из деревянного черпака.

Андрей Беркутов, вторая половина того же дня, вечер

С хозяевами срочно нужно было найти общий язык, а ничто так не сближает, как совместная трапеза. Я показал, что ем, достал рюкзак с едой и начал доставать продукты и складывать на стол. Динари с удивлением смотрела на свертки, потом взяла меня за руку и подвела к печи. Там стоял горшок (вполне земной, глиняный – я такой видел у бабушки), на дне плавало что-то, отдаленно напоминавшее кашу.