Несущая свет. Том 1 - [160]

— Что за безумие! Юнилла, не надо воспринимать мои действия, как удар по твоему самолюбию. Я не хочу начинать войну с тобой, я не испытываю к тебе ни капли ненависти. Я собираюсь хорошо обеспечить твою жизнь, дать тебе прекрасный дом, слуг и все необходимое. Ты не будешь ни в чем испытывать нужды. Не забывай о том, что при подобных обстоятельствах суд разрешил бы мне сохранить за собой все твое приданое, я же возвращаю его тебе!

— Все дело в том, что ты считаешь меня недостойной себя, Эндимион! И это ты, раб, который полжизни копался, словно крыса, в грязи! — подобная щедрость с его стороны привела Юниллу в замешательство, и она просто не знала, что и подумать. Сбитая с толку, она истолковала его великодушие как слабость и начала еще больше презирать его. — И ты еще осмеливаешься отталкивать меня от себя? Это тебе не удастся! Возвращайся сам в выгребную яму, откуда ты вылез! Возвращайся снова к своему чану с мочой и мой в ней чужую одежду!

— В таком случае я не желаю больше разговаривать с тобой! Тебя выкинут отсюда в три дня, — вспылил Марк и резко повернулся, чтобы идти.

— Ты вступил в любовную связь с наложницей Императора, Каэнис, этой старой каргой, которая занимается ростовщичеством и грабит людей. Ты спал с ней много раз. Не отрицай этого! Если ты прогонишь меня, будь уверен, все во Дворце узнают об этом.

— Говори, что угодно, но все будет так, как я сказал. Диокл проследит за тем, чтобы тебе была выделена та часть состояния, о которой я сказал.

— Диокла здесь больше нет.

— Что? — прошептал он угрожающе и, повернувшись, медленно пошел на нее. — Что ты сказала?

— Что слышал, — прошептала она и в глазах ее загорелся огонек торжества. — Он еще и не такого заслужил, но… — внезапно она осеклась, увидев выражение его лица. Она поняла, что подливает масла в полыхающий во всю силу огонь. Юнилла не знала, что одной из особенностей Марка является неукротимая мстительность, которой никто и ничто не может противостоять. Она осознала свою ошибку и поняла, наконец, что возвращенное ей приданое ни в коей мере не свидетельствует о слабости этого человека. Правда, ей так и осталось невдомек, что же все это могло означать. Юнилла рассудила про себя, что это был просто каприз Марка.

— Где он? Говори немедленно! — сказал он тихо.

В этом голосе Юнилла ощутила незнакомую ей прежде силу, как будто намеренно скрывавшуюся до поры до времени. Она медленно встала и начала осторожно отходить от него на безопасное расстояние. В глубине души она нисколько не сожалела, что больно уязвила его, но, по-видимому, она ошиблась с дозой — та рана, которую она нанесла ему, сделала его опасным, он разъярился не на шутку. Этот человек был непостижим для нее. Он вел себя так, будто она убила его сына.

— Он всего лишь у Аурелии. Почему ты так беспокоишься о каком-то слуге? Не понимаю, право, — и она невольно, как бы защищаясь от него, прижала к себе полотенце, закрыв грудь. Читающееся на его лице презрение к ней Юнилла истолковала как отвращение к ее телу.

— Ты покинешь мой дом немедленно. Или я прикажу силой выбросить тебя отсюда, — его голос, хотя и звучащий все еще негромко, приобрел грозные повелительные интонации.

Марк Юлиан казался теперь Юнилле героем древних сказаний. И в тот момент, когда стало совершенно ясно, что он ненавидит ее всеми силами души, пылкая любовь к нему нахлынула на Юниллу жаркой волной. Это была любовь, отравленная ядом всей ее прошлой жизни, и потому она разъедала и жгла ее душу. Юнилла как зачарованная застыла на месте, вдруг онемев и не сводя глаз с Марка, как будто видела его в первый раз. Он был для нее Гектором или Ахиллом, а она сама, дрожащая и покорная, была военным трофеем, доставшимся герою в бою, и потому смиренно ожидала изъявления его воли.

— Я люблю тебя… Я отчаянно люблю тебя… Чудовище! — вдруг закричала она и бросилась на него.

Он крепко схватил ее за руки, обороняясь, и держал, пока она пиналась, кусалась и пыталась достать его своими кулаками. Наконец, он громко крикнул слугам, чтобы те приготовили ее носилки. Когда носилки были поданы, она тут же прекратила истерику, хотя внутри у нее все кипело от неутоленного желания и жажды причинить ему какую-нибудь боль. Она изумлялась самой себе — как могли ее чувства к нему так внезапно круто измениться? Ее любовь граничила с ненавистью, но причиной этой ненависти на сей раз было то, что он с такой жестокостью отверг ее. Он стоял перед ней — такой прекрасный в своем сдержанном гневе, что она просто не могла этого больше вынести. Его независимость и пренебрежение ею сводили ее с ума. И раз уж ей не суждено завладеть им, она должна нанести ему незаживающую рану, должна отметить его своим клеймом, чтобы оно бросалось в глаза другим и создавало иллюзию, что он — ее собственность.

— О Марк, мой дражайший супруг, — заговорила она вдруг кокетливым сладким голоском, когда он усадил ее в носилки, — после того оскорбления, которое ты нанес мне, не сомневайся, я сделаю все, чтобы прежде всего вернуть Вейенто из изгнания. А когда он вернется, он непременно убьет тебя.

— Делай, что хочешь, — произнес он с холодным безразличием. — Завтра утром тебе пришлют пожитки.