Нестрашный мир - [55]

Мне очень страшно за Пешехода, потому что мир, в который он попадёт, когда наконец вылупится из своей скорлупы, никак нельзя назвать понимающим.

Но я утешаю себя тем, что тревога за будущее Антона лучше, чем уверенность в отсутствии будущего. Когда «никто вопросов не задаёт, потому что всё понятно».

Егор

Уважайте каждую отдельную минуту, ибо умрёт она и никогда не повторится, и это всегда всерьёз. <…>.. нет незрелого сегодня, нет никакой возрастной иерархии, никаких высших и низших рангов боли и радости, надежды и разочарований.

Януш Корчак

Посвящается Егору, его маме и бабушке

Егор – мой ученик. Ему 11 лет. Он не видит, плохо слышит, не умеет ходить и говорить, у него эпилептический синдром. Такие проблемы, как у Егора, называются «множественные нарушения развития». Я должна об этом сказать, иначе многое будет непонятно. Но дальше я буду очень мало говорить о том, чего Егор не может. Я расскажу, какие звуки Егор слышит, что видит, чем заменяет словесное общение, как передвигается. Егор не похож на нас, он видит, слышит, двигается и реагирует на всё по-своему. И в то же время он обычный ребёнок, который так же, как многие обычные дети, любит кататься на машине, из всех сил раскачаться на качелях, брызгаться, любит музыку концерты по телевизору, лето и дачу, Новый год. Скучает по бабушке, когда она долго не приходит, ждёт маму и папу с работы, обижается, упрямится, злится, хитрит, старается, ленится, хулиганит…

Я очень хочу, чтобы это прочли родные Егора. По разным причинам. Может быть, они лучше поймут, что я делаю с их ребёнком и почему именно это. Может быть, этот текст вдохновит их делать с Егором что-нибудь новое, чего они раньше не пробовали. Но это не самое важное.

Важно – отношения, их развитие. Наш путь. Однажды, не так давно, я уходила от Егора расстроенная. Он снова начал путать день с ночью – с ним такое бывает. Тогда днём он вялый, ничему не радуется, не реагирует даже на самые любимые игры, не улыбается, просто выключается из общения, уходит. Тогда мне кажется, что мы вернулись на четыре года назад. Совершенно измотанная попытками хоть чем-то его развеселить, я бреду через парковку у «О'Кея» и вдруг слышу, что бормочу себе под нос: «Никто пути пройденного у нас не отберёт. Никто пути пройденного у нас не отберёт»…

Егор очень сильно на меня повлиял. И я на него. Не берусь судить, насколько сильно. Мы оба изменились.

Иногда я жалею, что я педагог. Вот и повесть про Егора вышла главным образом о том, что мы делаем. Но за тем, что делаешь с человеком, можно этого человека потерять, и в этом опасность педагогической позиции. Поэтому, если бы меня спросили, чему в первую очередь нужно учить педагогов, я бы сказала: «умению делать паузу». Пауза – окошко в деятельности, из которого выглядывает человек.

Я не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто я – единственный педагог, который занимался и занимается с Егором, и всеми успехами Егор обязан только мне. Я познакомилась с Егором, когда ему было семь лет. До меня он занимался в слуховом и зрительном центрах, в детском садике, в бассейне, с ним работали педагоги, психологи, специалисты по движению, врачи, массажисты. Каждый из них внёс свою, очень важную, лепту в развитие Егора. И, конечно, никакое развитие не было бы возможно без мамы и бабушки Егора, их самоотверженного труда, любви, заботы.

И последнее – очень важное.

Эта история в большой степени – педагогическое самовнушение.

Если вы думаете, что я всё делаю именно так, как описываю, вы глубоко заблуждаетесь. Я стараюсь так делать. И в удачные дни мне это удаётся. Но удачные дни бывают далеко не всегда. А ещё бывает лень. Плохое настроение (у меня, или у Егора, или у обоих вместе). И много всяких других неприятных штук… Здесь – мои представления о том, как я должна строить взаимодействие с Егором. И я следую своим представлениям, насколько может им следовать непоследовательная, нетерпеливая, внушаемая, тревожно-мнительная личность с кучей безумных идей и полным отсутствием системы в голове.

Начало

Я хорошо знаю эти места. Почти за самым домом Егора, как только перейдёшь трамвайные пути, начинается большой пустырь, заросший тростниками. В зарослях протоптаны узкие тропинки, некоторые из них ведут к Финскому заливу.

Впервые я оказалась здесь пять лет назад, ранним утром восьмого марта. Я тогда решила ради эксперимента дойти пешком от нашего дома на Марсовом поле до здешних мест. Дорогу эту, которая заняла больше трёх часов, я помню смутно, зато помню, что была влюблена и совершенно счастлива. Шел крупный тёплый снег. Я зашла в пустой (утро выходного) зал «Макдоналдса», купила незабвенный вафельный рожок за шесть рублей, влезла на высокую табуретку и ела мороженое, глядя на падающий снег. И не знала, что ровно через год начнётся история, по сравнению с которой эта влюблённость забудется и померкнет, что когда-нибудь я смогу ходить здесь с закрытыми глазами – потому что буду здесь ходить зимой, осенью, весной, летом, два раза в неделю, невзирая на праздники, будни, сезонные депрессии и мировые катастрофы.

Тропинка между двумя заборами. Нужно перейти дорогу. Поднимаюсь на крыльцо и оборачиваюсь. Я всегда оборачиваюсь перед тем как позвонить в дверь, не знаю, почему. Обвожу взглядом прямоугольник многоэтажек, школьный и детсадовский дворы, узкий проход к трамвайной остановке и пустырю, рябины и только тогда нажимаю на цифру «5».