Нестрашный мир - [47]

– Я тебе на берегу покажу, каких зверей я сделал из дере вьев. Бывают деревья, которые похожи на зверей, только к ним надо что-то добавить: хвост, или клюв, или глаза.

На берегу появилось пятно света. Мы поплыли на свет и увидели стоящего на берегу человека с налобным фонариком.

– Смотри, – сказал Миша, – человек-маяк.

Пешеход (из дневника и писем)

Люди едят. Говорят. Люди лохматятся. Писают, какают. Люди переодеваются. Читают. Смотрят. Мерзнут. Купаются. Покупают. Греются. Стреляют. Убивают. Считают, решают. Включают, выключают. Люди ещё в театре. Катаются на санках. Волнуются. Курят. Плачут, смеются. Звонят. Нормальные, гарные, озорные. Люди спешат. Ругаются. Веселые. Серьезные. Люди барабанят и громыхают. Не лохматятся. Теряются. Рыжие. Глубокие. Люди сдирают кожу. Люди ремонтируют домик, сарай. Люди потерпят. Люди рисуют, пишут. Лесные. Люди колют дрова, пилят, топят. Люди ещё здороваются, говорят, прыгают, бегают. Люди конечные. Люди летают.

Антон Харитонов

Люба, здравствуйте.

Вчера Вы попросили меня рассказать, что я знаю об Антоне. Проблема в том, что я о нём почти ничего не знаю и совсем его не понимаю. Тем не менее, утром я села за компьютер и стала старательно вспоминать.

Когда я увидела Антона в первый раз, никто о его настоящем и будущем вопросов не задавал, потому что всё было понятно. Хотя Антону тогда не было и восемнадцати лет, все видели в нём человека, чья жизнь практически закончена.

Раз в неделю он ездил заниматься в Фонд, а остальные дни и часы проводил дома. Чем он заполнял всё это свободное время, я не представляла. Я слышала, что он живёт вдвоём с мамой, которую знала только в лицо.

Внешне Антон был непроницаем. Он ходил взад и вперёд, взад и вперёд по игровому залу. Время от времени он останавливался и резко хлопал себя по бёдрам руками с растопыренными пальцами. При этом он ещё поворачивал голову то вправо, то влево, как механическая игрушка, так же механически моргал и улыбался. Мне казалось, что эта улыбка выражает что угодно, только не радость.

Потом мы встретились на Онеге. Большую часть времени Антона не было видно. Он часами лежал на кровати, укрывшись одеялом, из-под которого торчали только пятки. Правда, иногда я видела, как он вихрем вылетал из домика, бросался на качели и раскачивался так, что страшно смотреть. Отвлечёшься на минуту – а его уже нет, спрыгнул, только пустые качели бешено качаются.

Он всё время убегал: с территории лагеря, с озера, по дороге в магазин. Однажды ранним утром я встретила его на дорожке, ведущей к шоссе.

– Антон, что ты здесь делаешь? – спросила я.

– Тут уже захотел на Онежское на озеро.

Говорил Антон очень интересно: фразу начинал вкрадчиво, будто готовясь к прыжку, а заканчивал, требовательно повышая голос. Или повторял её дважды – в первый раз громко, во второй – одними губами. И в каждое предложение вставлял «уже» и «тут» или «здесь». И. Б. как-то раз сказала: «Раньше Антон обычно говорил, а потом подумал, что будет прикольно произносить слова, как они пишутся. Так с тех пор и говорит». Например: «тут хочу мороженое белое кушать». Концы глаголов – «ть», «ться», Антон так тщательно проговаривал вместе с мягкими знаками, что вместо «кушать» слышалось «кушати». Мороженое не какое-то там, а белое. А чай – жёлтый. «Тут хочу чай жёлтый пить». Йогурт розовый или белый, вафли жёлтые, кока-кола чёрная… У каждого слова есть своё цветовое прилагательное. Иногда послушаешь Антона и узнаешь что-то новое о мире. Например, «тут больно кусают коричневые комары».

– Антон, сколько тебе лет?

– Мне тут уже три лет.

– А Саше сколько лет?

– Саше тут уже два лет.

– А мне сколько лет?

– Тебе тут уже сто лет (и добавил шёпотом: «тут рядом»). В походе он ночью убежал из палатки. Мы бегали по лесу

и звали его, а он, как потом оказалось, стоял за деревом и смотрел. Его ругали, а он механически поворачивал голову и непроницаемо улыбался. В лагере здоровые ребята посадили его на качели и раскачивали изо всех сил, приговаривая: «качаться или убегать? качаться или убегать?» Антон молчал, и вид у него был довольный.

Говорили, что раньше, лет до тринадцати, Антон был другим: открытым, радостным, спокойным. Тогда он и написал своё знаменитое сочинение «Люди», положившее начало Вашей истории. В тринадцать случился какой-то кризис, и Антон ушел в себя. Сочинений больше не писал.

Писал слова. Ручкой на бумаге, пальцем на песке, палочкой на земле. Некоторые буквы – обычно некоторые – зеркально. Чаще всего он писал имена.

Он рисовал маленьких людей, треугольных и квадратных. Больше всего любил рисовать синей ручкой.

– Антон, а почему у тебя люди треугольные?

– Тут уже хотел треугольных нарисовать людей.

– А почему хотел?

– Тут уже нравятся треугольные здесь люди. – И вставал, давая понять, что разговор окончен.

До сих пор стыдно вспоминать, как я пыталась с Антоном заниматься.

Идти со мной он не хотел, поэтому я брала его за руку и практически втаскивала в домик (учитывая, что Антон значительно крупнее меня, это было не так-то просто). В домике я сажала его на стул в углу, а сама садилась напротив, чтобы не дать ему сбежать, и начинала мучить: