Нестрашный мир - [17]

Для этого нужно было только одно: смотреть, слушать, запоминать и подражать.

Подражать их стереотипным движениям, странной вокализации, ходить за ними по комнате, копировать выражение лиц, играть в их непонятные игры.

Следовать за ними. Побыть ведомой.

Такое взаимодействие тоже сложно назвать полноценным, но на тот момент это было для меня неважно. Мне хотелось заглянуть в мир ребёнка-аутиста, ощутить себя им. И не просто хотелось – это было необходимо. Общение на моей волне не получалось. Значит, нужно настроить себя на другую волну.

Так я увидела неизвестный мир во всей его красоте и страхе. Поняла, как можно часами наблюдать за бликами света на боках кубиков. Узнала, что такое панический страх перед хлопаньем двери.

Самое странное, что я знала это и раньше.

Попасть в мир «другой стороны» (аутичного ребёнка) – важное условие для налаживания отношений.

Важное, но недостаточное.

Чтобы общение стало действительно ценным и для меня, и для аутиста, я должна одновременно находиться в двух мирах – аутичном и обычном. Если я буду только в обычном мире, то не смогу понять ребёнка, и он откажется со мной взаимодействовать.

А если застряну в аутичном мире, то не смогу проводить ребёнка в обычный мир.

Отлично, я поняла, чего я хочу достичь.

Вопрос – как?

6. Чувствовать и реагировать

Кажется, я подошла к самому сложному.

Мне кажется, что работа с аутичными детьми – это искусство чувствовать и реагировать.

Очень тонко чувствовать и очень гибко реагировать. Причём чувствовать с опережением, иначе отреагировать можно и не успеть.

Суть этого процесса – как я его понимаю – в том, чтобы улавливать и расшифровывать сигналы, которые посылает вам ребёнок из своего аутичного мира и посылать в ответ сигналы из мира обычного.

Форма сигнала может быть какая угодно, например словесная. Или поведенческая. Любая. Это похоже на игру в настольный теннис, когда вы играете с новичком. Вы пытаетесь во что бы то ни стало отбить его подачи, слишком слабые или в сетку. И сделать это несильно, чтобы партнёр, в свою очередь, смог отбить ваши.

Для того чтобы игра состоялась, вам нужно:

1. хорошо играть в настольный теннис;

2. уметь войти в положение партнёра, понять его трудности;

3. хотеть играть.

Это возможно, только если вы научились находиться в двух мирах одновременно и ещё немножко над.

Именно на этом уровне возможен «такой терапевтический альянс, когда появляется «бытие с клиентом» и поле «мы».

Мне сложно писать про эту ступень взаимодействия, потому что я сама её ещё не достигла.

И. Карвасарская пишет, что поле «мы» должно возникнуть при первичном контакте аутичного ребёнка и психолога.

Чтобы научиться создавать это поле при первичном контакте, мне понадобится ещё как минимум несколько лет работы.

Но в любом случае, от безличного уровня «деятельности» я перехожу на уровень взаимодействия, когда одинаково важны все участники общения – и ребёнок, и я, и окружающее нас пространство.

7. Меняться

Я начала работать с аутистами, преследуя чёткую цель: «научиться новому и при этом кому-то помочь». И я была уверена, что этот «кто-то», кому надо помочь – кто угодно, только не я сама.

Так мать аутичного ребёнка говорит: «помогайте моему сыну, а не мне», не догадываясь, что от её психологического состояния напрямую зависит состояние сына.

Я пришла, чтобы помогать другим, а не решать свои проблемы.

Между тем проблемы постепенно проявились сами – вот они:

– полевое поведение, использование людей в качестве «инструментов»;

– страхи, стереотипные формы поведения, агрессия;

– неумение гибко реагировать на изменения среды; и это далеко не все.

Долгое время я шла по тому же пути, по которому идёт ребё-нок-аутист в процессе терапии, – от полного неумения строить отношения к созданию контакта.

Что это значит?

Это значит, что процесс терапии не может быть односторонним.

Вы не можете помочь ребёнку и при этом не помочь себе.

Это не значит, что психолог использует свою работу для решения личных проблем.

Просто атмосфера, или поле, которое в равной степени создаётся и психологом, и ребёнком, оказывает действие на обоих участников контакта.

Невозможно изменить ребёнка, не меняясь.

Ещё раз: я не хочу сказать, что вы должны измениться, чтобы помочь ему.

Я хочу сказать, что, помогая аутичному ребёнку, вы изменитесь в любом случае, хотите вы того или нет.

* * *

Дорогой Лёва!

Сегодня в Фонде встретила я Марка. «Помнишь меня?» – спрашиваю.

Первая смена уезжает, вторая – вселяется. Мы страшно не выспались в ночном автобусе.

Десять часов утра, фанерный домик, веранда, вещи грудой на полу, деревянный стол, освещенный солнцем. За столом сидит Алина, загоревшая до черноты, и ест простоквашу из огромной красной миски.

Напротив неё маленький Марк водит ложкой по тарелке.

Алина ест долго, за это время Марк успевает рассказать мне, что у него есть брат-двойняшка по имени Игнат.

«Понимаешь, сначала мама назвала нас Фома и Лука, а потом переименовала».

Тогда меня сослали в «дом Полины» – временно.

В настоящий деревенский дом, наполовину бревенчатый, с пристройкой.

Вся остальная «база» – голубые и синие домики с чердаком, верандой и двухэтажными лежанками из досок.