Нестор и тень - [2]

- Правда, будто Сталин отравил Лакобу, потому что влюбился в его жену?

- Чушь. Сталин даже не нюхал Сарию. (Абхазский оборот речи. - Авт.) Это все Берия. Я вам расскажу, как это было. Мы приехали в Тбилиси. Первый день Лакоба провел в ЦК, второй - в Совмине, а 27 числа его пригласили в дом Сухишвили. (Рамишвили - Сухишвили - основатели знаменитого ансамбля танца). Он не мог подумать, что там с ним что-то может произойти, потому что Сухишвили был единственным человеком в Тбилиси, в чей дом он мог пойти без опаски. Я его туда привез. Он мне говорит: "Езжай в гостиницу. Жди моего звонка". Я вернулся в гостиницу, никаких звонков очень долго не было. Наступил поздний вечер. Вдруг его на руках вносят. Всего грязного. Понимаете? Его специально возили по городу, чтобы яд подействовал.

- И он живой еще был?

- Живой. Силы в нем было немеренно. Я быстренько позвонил председателю лечебной комиссии при Совнаркоме Грузии. Того на месте не было. Трубку поднял какой-то врач по имени Ситрак. Тут же приехал. Такой здоровый парень. Мне помог. Я Лакобу разными простынями вытер, переодел. Тут он глаза открывает, знак рукой делает. Я к нему подошел. А он мне имя убийцы шепчет. Последнее его задание было - убийцу его убить. Бог видит, что хотел, но не смог. А вот поручение наполовину выполнил... И потом в комнату зашли люди. В белых халатах. Только подходили, пульс смотрели, но даже укола не сделали. Я понял, что не было никакого приказа о спасении жизни Лакобы. Меня выгнали, а Ситрак остался. Больше я его не видел. Сгинул человек. Он настаивал, чтобы вскрытие немедленно было.

- А в чем суть поручения состояла?

- В машине Нестора портфель лежал. Те, кто его от Сухишвили вез, на него поначалу внимания не обратили. А в портфеле была записка Нестора к Сталину по поводу Берии, его согласие стать наркомом внутренних дел с неограниченными полномочиями, и просьба о присоединении Абхазии к Краснодарскому краю. Передать эти бумаги я должен был Поскребышеву. Портфель я нашел в машине. Принес в ЦК Грузии, там был верный человек, которому Лакоба доверял. Я попросил его отвезти бумаги в Москву. Человек портфель взял. А в поезде с ним сердечный приступ случился, он умер, а бумаги все пропали. А на следующий день меня арестовали. Первым меня Гоглидзе допрашивал, сколько раз я его пьяным домой отвозил, всунул дуло в рот, передний зуб выбил и орет: "Говори, с кем враг народа Лакоба встречался?" Я ему говорю: "Как ты можешь такое про Лакобу говорить, ты же с ним из одной тарелки ел. Ты сам знаешь, с кем он встречался..." А там еще были Кобулов и Меркулов, меня простые следователи не допрашивали, только генералы. Гоглидзе весь позеленел при упоминании про тарелку... (Давлет Чантович стал задыхаться...)

- Я всего семь классов образования получил. Те, кто меня допрашивал, по три высших имели. Я понимал, что даже запятая, не в том месте поставленная, могла меня под расстрел подвести. И я решил, что буду ссылаться на то, что я неграмотный. И так я ничего и не подписывал. Стоило назвать любую фамилию, чтобы этого человека не стало. Я решил, что уж лучше мне одному умереть. Но судьба... Она всех перехитрила. (Давлет Чантович снова задыхается.)

- Сначала меня приговорили к каторге на Колыме, потом перевели на урановые рудники, на Чукотку. Люди там больше года не живут. Нас спускали в шахту на глубину 168 метров. Костюмов защитных никаких не было. Представьте себе стену и в ней вдруг как будто соты, что-то вязкое. Это и есть урановая руда. У нас у каждого был черпак на длинной палке, мы им руду зачерпываем и - в специальные ведра. Один раз мы грелись у костра там же, в шахте. Бригадир остаток этой руды в огонь плеснул. Сразу ничего не было, а потом вдруг столб света - нас во все стороны разметало, а то, что поближе было, просто исчезло. Растворилось.

Пять дней я на руднике проработал. И вдруг меня оттуда в шофера переводят. Заключенных надо было перевозить из лагеря в лагерь. Как-то ко мне инженер один подходит, говорит: "Чантович, бежать надо отсюда". А у нас в лагерях это единицы, кому на Большую землю удавалось сбежать. Инженер говорит: "Бежать надо на Аляску". А что мне, абхазу, на Аляске делать? Я решился в Сухум бежать. А ты учти, что любой вольнопоселенец, который беглого зэка сдаст, получит премию - едой. Даже если ты маленькую девочку встретил, знай, что: либо ты умрешь, либо она. Слава богу, я никого не встретил.

Я еду на грузовике порожняком, первый патруль меня останавливает, а там только один лейтенант. Я вылезаю, сила еще была, оглоушил его немного, одежду снял, документы забрал и деру. Каким-то чудом добрался до Сухума. Пришел к своей сестре переночевать. Проснулся оттого, что мне руки за спиной скручивают. Вот так в одну секунду лишился я всех своих родственников. Меня обратно на Колыму. Привезли в тот же лагерь, откуда я бежал. Ввели в барак. Меня как увидели, зааплодировали, будто я Герой Советского Союза. Потому что такого случая еще не было, чтобы зэк до дому добегал. И тут бросается ко мне один человек на шею, обнимает: "Родной! Ты меня узнал? Я тот самый лейтенант, которого ты оглоушил. Скажи им, что я тебе одежду не отдавал. Скажи им, что я не враг". Оказывается, этого лейтенанта за пособничество мне засудили. Я говорю: "Не виноват он", ну, мне еще десять лет дали. Видимо, не все круги прошел, и меня еще ниже спустили. И вдруг в один день меня хватают, сажают куда-то и везут. Очнулся оттого, что окошечко открывают и мне солнце в глаза. Смотрю - я в Тбилиси. С холоду да в жар. Где страшнее, не знаю. Приводят меня в кабинет к тому самому Гоглидзе, тот и говорит:"Ну что, у тебя было время подумать?" - А уж десять лет прошло, как он меня на Колыму отправлял. - "Будешь давать нам показания?" Я отвечаю: "Нет". Вот тогда он и говорит: "У тебя сегодня день рождения, мы тебе подарок приготовили. Специальная бригада по вышибанию признания. Идем". И я пошел, зная, что иду УМИРАТЬ.