Несостоявшийся шантаж - [3]

«Ну и манеры. Всю жизнь любил прятаться за чужой спиной и подстраховываться. Даже теперь не изменил своим привычкам!» — брезгливо подумал Олег о Николае Литовченко. Порывшись в кармане, извлек оттуда свое заявление и положил рядом с правой рукой генерала.

Гордиевский медленно развернул рапорт с просьбой об отставке майора КГБ Смирнова Олега Алексеевича.

Генерал пробежал глазами листок, с трудом сдержал свое удивление. За время его долголетней службы в КГБ такого еще не случалось. Чтобы сотрудник такой организации, да еще служивший за рубежом, решился на что-либо подобное! Однако он спокойно сказал:

— В чем причина?

— Чисто личная. Вы ведь прекрасно знаете, что случилось с моей женой. Ее тогда обвинили в связях с диссидентами, а меня заставили развестись. Я долго думал над этим. И хотя всегда честно служил своей родине, сейчас, когда многое прояснилось, понял, что допустил большую ошибку. Словом, мои убеждения не позволяют мне сейчас служить в органах. Хочу заняться научной работой, надеюсь принести больше пользы на новом поприще…

Выговорив все, что месяцами копилось у него на душе, а окончательно созрело несколько недель назад в Осло, Олег почувствовал облегчение.

— Ты сошел с ума, — покачал головой Гордиевский.

По-птичьи наклонив набок голову, он рассматривал Олега, словно натуралист необычную букашку.

— Ты сошел с ума! — убежденно повторил генерал. — Иди! Мы примем решение.

Россия (Ступино)

Когда сознание вернулось к нему, Олег смог наконец открыть глаза и попытаться разобраться, что с ним происходит. И не ощутил ничего, кроме безграничной боли. Болели руки, ноги, ломило все тело. Но особенно ныло правое бедро. В него врачи-психиатры периодически вкалывали препараты, ослаблявшие волю и интеллект.

Олег хорошо представлял себе силу воздействия аналогичных американских лекарств. Интенсивный месячный курс превращал человека в полуобезьяну с мутным взором. Действие препаратов было необратимо. Они полностью разрушали личность.

По потолку змеились трещины. Наиболее глубокая из них напоминала контурами Волгу — великую русскую реку. Олег вспомнил, как семилетним мальчиком плавал с отцом вниз по течению Волги на самодельном плоту. Он слабо улыбнулся. И встретился с холодным взглядом медсестры.

Она знаком приказала стоявшему рядом дюжему санитару приготовить Олега к инъекции. Тот сдернул с него штаны и трусы, прижал лицом к стене, а сестра стала одну за другой всаживать в распухшее бедро Смирнова шприц с разноцветными жидкостями…

«Давай, давай, давай!» — отчаянно твердил про себя Олег. Наконец он смог шевельнуть левой ногой. Затем стала подчиняться мысленным приказам и правая. После этого, закусив губу, чтобы не застонать и не выдать себя, Смирнов сполз с койки.

Прикосновение холодного линолеума несколько приободрило его. Держась за спинку кровати, Олег медленно поднялся на ноги. Сделал несколько неуверенных шагов по палате. Почувствовал, что понемногу «отходит» от парализующего воздействия очередной инъекции. И тихо-тихо направился к двери.

Минуты три он стоял около нее. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Потом резким рывком распахнул дверь.

Как и ожидал Олег, охранник, назначенный сторожить его, дремал. Он похрапывал, прижавшись спиной к стене с зажатым в правой руке номером московского журнала для мужчин «Андрей» — советского подобия «Плейбоя».

Правая рука, ребром ладони которой Олег что есть силы рубанул по шее охранника, одеревенела. Стараясь не закричать от боли, он выскочил на неширокую лестницу, заклиная свою руку снова обрести силу. Преодолев два лестничных пролета, Олег очутился на первом этаже.

У двери, ведущей на улицу, за небольшим письменным столиком сидел дежурный. Но он не успел и снять трубку старомодного черного телефона, как Олег обрушил на него удар, сваливший привратника с ног.

Пока все развивалось по плану. Однако Смирнов понимал, что самое трудное ему еще предстоит. Если не удастся вырваться из тщательно охраняемой психиатрической лечебницы, то ему вменят в вину попытку побега и нападение на двух охранников. А это уже не оставит никаких шансов на возвращение к нормальной человеческой жизни.

Оглядевшись, Олег подошел к двери. Приоткрыв ее, высунул голову во двор. Он скупо освещался несколькими лампочками — в стране, где периодически начинались кампании по экономии электроэнергии, даже больнице не позволяли никакой поблажки.

Прямо перед подъездом, в котором спрятался Олег, стоял микроавтобус скорой помощи «РАФ».

Смирнов год назад получил очередное звание майора. Он неплохо представлял порядок работы различных подразделений своего Комитета и был хорошо знаком с системой отправки диссидентов и непокорных в специальные психиатрические лечебницы. Знал он также, что и в перестроечное время практика КГБ не была приостановлена. Более того, одно из его заданий было связано с посещением ступинского заведения такого рода, и он хорошо изучил его. Знал, что персонал лечебниц размещался в специальных поселках, расположенных рядом, но за пределами их территорий.

Втянув в ноздри морозный воздух, Олег добежал по хрустящему насту до микроавтобуса. Дверь оказалась незапертой, но ключа в замке зажигания не было.