Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - [42]
Тогда Гото решил прямо обсудить эту проблему со Сталиным, поскольку верил в силу личных контактов между «сильными мира сего». Сталин в те годы практически не встречался с иностранными некоммунистическими деятелями, но сделал приметное исключение для Кухара, с которым беседовал тет-а-тет, в присутствии только переводчика, а затем и для Гото.
Первая беседа Гото со Сталиным 8 января началась с прямого и, надо полагать, вполне откровенного обмена мнениями. Гото начал с того, что Китай сейчас находится в хаосе и оставлять его в этом положении крайне опасно. Сталин ответил, что решение китайской проблемы затруднено по трем причинам. Во-первых, это отсутствие в Китае единой центральной власти; во-вторых, вмешательство иностранных держав в китайские дела без должного знания и понимания внутриполитической обстановки и местных особенностей; в-третьих, возможность усиления в Китае – в условиях постоянного давления извне – ксенофобских и изоляционистских настроений. Согласившись с собеседником, Гото вернулся к своей излюбленной мысли, что поддержание мира на Востоке зависит от сотрудничества СССР и Японии, а в перспективе – и Китая. «Значит, Вы хотите, – переспросил Сталин, – чтобы Россия ничего не предпринимала в Китае, не посоветовавшись с Японией? Таково желание Японии?» Гото поспешил заверить, что это не так, но именно слаженность действий двух стран является залогом успешного поддержания мира и стабильности.
Согласившись в принципе с идеей японо-советских консультаций по китайским проблемам, Сталин спросил, что Гото считает нужным для их успеха. Гото начал с того, что японская дипломатия до сих пор в значительной степени ориентируется на США и Великобританию, но понимание необходимости проведения независимой внешней политики усиливается. Партнерство с Россией и Китаем стало бы проявлением ее независимости. Однако он снова выразил опасения относительно возможной «большевизации» Китая в результате деятельности Коминтерна, сделав вежливую оговорку, что понимает различие между этой организацией и советским правительством и что сам он Коминтерна не боится, но многие в Японии боятся.
Сталин начал с того, что в Китае идет интенсивная борьба угнетенных классов против угнетателей, которая и является главной причиной нестабильности. В таких условиях распространение идей коммунизма естественно и неизбежно. Коминтерн существует девять лет, продолжал Сталин, а нестабильность в мире возникла куда раньше. Переходя к отношениям Коминтерна с советским государством, Сталин не без иронии заметил: за границей одни считают, что правительство руководит Коминтерном, другие, что Коминтерн руководит правительством, но ни те, ни другие не правы. Коминтерн – международная политическая организация, охватывающая много стран, и т.д. Словом, повторение всего того, что десятью днями раньше политбюро постановило отвечать японскому гостю.
Гото напомнил, что пришел для обмена мнениями по конкретным вопросам, а не для общих политических оценок. В качестве основных недостатков политики России в отношении Китая он указал на недостаточное знание и понимание ситуации, а также на склонность к поспешным действиям. «Корни древней цивилизации в Китае очень глубоки, и новому общественному движению там трудно добиться успеха». Впрочем, признал Гото, и у японской политики в отношении Китая много недостатков. Сталин согласился и с первым, и со вторым, заметив, что главным недостатком японской политики является непонимание характера «нового общественного движения» в Китае. Новый национализм Китая, вызванный к жизни экспансией иностранных держав, аналогичен тому, который появился в Японии «семьдесят лет назад» (т.е. перед «реставрацией Мэйдзи») и укоренен в ее современной цивилизации.
Затем вопросы стал задавать Сталин. Собеседники поговорили о Чжан Цзолине (Гото заметил, что его режим непрочен и долго не продержится) и о бесперспективности ориентирования японской политики в Китае на США (Гото согласился), после чего Сталин поинтересовался идеями Гото относительно экономического сотрудничества. Гото ответил, что в этот раз собирался говорить только о китайских делах и попросил о второй встрече, которая состоялась 14 января. На сей раз почти весь разговор был посвящен рыболовной конвенции, но Сталин вновь заговорил о маньчжурском диктаторе, охарактеризовав его как реакционного и ограниченного националиста, не знающего окружающего мира и не понимающего происходящих в нем глобальных процессов.
Подводя итоги визита во время заключительной встречи с Чичериным 21 января, Гото вернулся к торговому договору и пакту о ненападении, заключить который советская сторона предлагала уже не раз. Премьер Танака уклонялся от заключения пакта, опасаясь негативной реакции со стороны США и Великобритании, о чем Гото прямо говорил Чичерину и Карахану. Руководство МИД ставило пакт в зависимость от рыболовной конвенции и торгового договора. Гото предлагал сценарий постепенного продвижения, предусматривавший вслед за заключением рыболовной конвенции подписание торгового договора и ряда концессионных соглашений, что подготовило бы правящие круги и общественное мнение Японии к переговорам о политическом соглашении. На это Чичерин ответил: «Советский Союз, со своей стороны, считает подписание как торгового договора, так и пакта о ненападении в высшей степени желательным. СССР к этому стремится и будет их приветствовать».
