Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - [199]

Наконец, смог заговорить и Молотов. Он тоже не спеша и обстоятельно повторил собеседнику все то, что ранее излагал Того и Татэкава. Советский Союз серьезно относится ко всем пактам, которые заключает; не его вина, что пакт о ненападении был отвергнут; «в СССР смотрят на Портсмутский договор примерно с таким же чувством, как в Германии относятся к Версальскому договору»; концессии придется ликвидировать; Северный Сахалин не продадим, а лучше купим Южный и «некоторые группы северных Курильских островов». «У нас нет намерения, – ответил нарком на опасения гостя, – заключать соглашение с США для нападения на Японию, хотя это отнюдь не продиктовано трусостью, так как в советском правительстве найдется немало смелых и решительных людей».

В общем, трехчасовая беседа была безрезультатной: договорились лишь о продолжении переговоров и переносе отъезда Мацуока на 13 апреля. Но все-таки это не повод оставлять подобные записи за пределами «Документов внешней политики», куда в изобилии включены вовсе незначительные сообщения, вроде записи состоявшегося в тот же вечер разговора Лозовского с Мацуока и Татэкава в… Большом театре. Там Мацуока между прочим заметил, что «имел очень интересный разговор с В.М. Молотовым в течение 3 часов».[614] Хочется спросить, где же его запись? Подстрочное примечание в «Документах внешней политики» отсылает нас к помещенному выше… трехстрочному сообщению ТАСС о беседе. Как это прикажете понимать?

Следующий разговор, запись которого тоже отсутствует в «Документах внешней политики» (зато опять есть сообщение ТАСС, столь же информативное, как и предыдущее), был не в пример интереснее.

Мацуока начал с того, что «решил взять обратно свое предложение – заключить пакт о ненападении и согласиться на предложение Молотова – заключить Пакт о нейтралитете. За время пребывания в Москве он смог бы вместе с Татэкава подписать только Пакт о нейтралитете без всяких дополнительных условий». Молотов, как и следовало ожидать, одно, но непременное условие выставил – ликвидация концессий, но оставил за японской стороной право выбирать форму документа (открытый или конфиденциальный протокол). «То, что Япония и СССР заключат политическое соглашение, будет хорошо, – суммировал нарком, – но будет плохо, если на следующий день начнутся инциденты вокруг концессий, что будет портить политические отношения. Зачем оставлять эту занозу?».

Начался торг. Мацуока был «переговорщиком» не хуже Молотова. Он заверял наркома в своем стремлении решить все вопросы полюбовно и ко взаимной выгоде, но тут же начал ссылаться на существующую в Японии оппозицию ликвидации концессий, а потом опять начал рассказывать, как он боролся за японо-советский пакт и как ему в этом мешали Араки и Утида. История постепенно обрастала все новыми подробностями: «Когда Хирота был назначен министром иностранных дел <в сентябре 1933 г. – В.М.>, с которым Мацуока был в очень дружественных отношениях, он, Мацуока, посетил его и просил послать его в Москву для подписания пакта. Атмосфера тогда была очень нехорошая, и тот, кто заключил бы подобный пакт, подвергался риску быть убитым». Впечатления это, похоже, не произвело и в ход пошел следующий аргумент: «Если бы ему, Мацуока, не удалось осуществить улучшения отношений между Японией и СССР, то это означало бы, что принятие им поста министра иностранных дел потеряло бы свой смысл». В общем, со щитом или на щите.

«Молотов, касаясь просьбы Мацуока не забывать его роли в вопросе о политическом соглашении, заявляет, что именно то обстоятельство, что во главе министерства иностранных дел Японии стоит лицо, которое уже давно занимает определенную политическую линию в вопросе улучшения японо-советских отношений, дало ему <Молотову. – В.М> уверенность в том предложении, которое сделало советское правительство, чтобы отбросить вопросы, могущие создать излишние поводы к тому, чтобы откладывать заключение соглашения».

Короче говоря, хочешь личного дипломатического триумфа – отдавай концессии…

Министру дали время подумать. В тот же день Молотов дал обед в его честь, потом Мацуока осмотрел автомобильный завод имени Сталина (ЗИС) и даже съездил на «Красной стреле» в Ленинград полюбоваться тамошними красотами. 11 апреля состоялась третья, заключительная встреча с Молотовым. Она тоже закончилась решительно ничем.

Мацуока горестно заявил, что санкции на ликвидацию концессий у него нет, но «в качестве компромисса» предложил передать Молотову при подписании пакта специальное письмо, в котором говорилось бы о скором заключении торгового и рыболовного соглашений и о готовности сторон решить спорные вопросы относительно концессий «в духе примирения и взаимных уступок». Молотов ответил, что позиция СССР остается прежней: ликвидация концессий является необходимым условием заключения пакта; «торговое соглашение уже более или менее подготовлено к подписанию, и, конечно, для решения этого вопроса большое значение имело бы урегулирование политического вопроса». «В заключение беседы Мацуока, видимо, уже смирившись с тем, что договориться не удастся, выразил сожаление, что он не смог сам подписать Пакт о нейтралитете. Но это не меняет его желания работать над улучшением советско-японских отношений».