Несомненная реальность - [20]

22 августа 1583 г. Москва

Стук в дверь разбудил Олега спозаранку – небо еще только чуть начало светлеть. От оконных рам ощутимо несло свежестью. Олег поежился под теплым одеялом. Устроившийся в ногах хозяйский кот, накануне просочившийся в комнату, потянулся и сладко зевнул.

— Кто там? — глухо спросил Олег. — Что случилось?

— Прислали за вами, вашбродь, — донесся из-за двери сиплый голос Степана. — Извозчик ждут-с.

— Куда ждут? — не понял Олег. — Ночь же еще!

— Утро уже, вашбродь, — сообщил Степан. — Светает вовсю. Так что передать? Что не едете никуда?

— Ох… — простонал Олег. — Еду, еду…

Он отбросил одеяло – кот соскочил с кровати и недовольно уставился на беспокойного человека зелеными глазами – и встал босыми ногами на холодный деревянный пол. Зябко поежился – воздух в комнате обволакивал холодным влажным саваном. По старой привычке Олег спал голым, о чем сейчас пожалел. Быстро одевшись, он намылил подбородок и наспех побрился купленной накануне опасной бритвой. Получалось плохо, но что делать?

Во дворе Степан колол дрова, ловко тюкая колуном.

— Покушать не желаете, вашбродь? — осведомился он. — А то баба сейчас быстренько соорудит что-нибудь…

— Нет, спасибо, — Олег покачал головой. — Рано еще. Желудок не проснулся. Перехвачу потом по дороге.

Степан озадаченно посмотрел на него.

— Перехватите?.. — он встряхнул головой. — То-ись кушать не станете? Ладно, скажу бабе, чтобы к вашему приходу пирогов напекла. Она у меня пироги пекёт вку-усные! — Он причмокнул. — Вас когда взад ожидать, вашбродь?

— Не знаю, Степан. Ну, бывай.

Олег с трудом распахнул просевшую калитку и вышел на улицу к ожидающему извозчику. Вчерашний знакомый, Крупецкий, сидел, нахохлившись.

— Ласкави рана, — хмуро поприветствовал он подопечного. — Как пан вчера провел день?

— Хорошо провел, — Олег плюхнулся рядом с ним на потертое кожаное сиденье. Извозчик причмокнул и хлестнул лошадей вожжами. Пролетка сдвинулась с места и затарахтела по пыльной дороге. — Улицы, правда, грязноваты, и пьяных много валяется. Скажите, а что пьяных в вытрезвитель не забирают – по жизни так, или же просто руки не доходят?

— Кто хочет, тот пьет, — буркнул провожатый. — Никто силком не тянет. И валяться тоже никто не запрещает. Шинки на каждом углу понатыканы – пей не хочу, а не хочешь – и не пей.

Скаламбурив таким образом, Крупецкий демонстративно отвернулся. Олег почесал в затылке. Правильно ли я его понял, что он меня не понял, а вытрезвителей здесь не имеется? В Сахаре, говорят, тоже вытрезвители отсутствуют, но там полиция пьяных чуть ли не по домам развозит…

Извозчик петлял по узким немощеным улицам, проехал мимо большого краснокирпичного здания с чугунными воротами, в которое втягивался поток бедно одетых людей. Некоторые злобно зыркали на пролетку и проходили мимо, опустив глаза. Так. Кажется, если здесь и в самом деле буржуйское общество, как следует из газет, классовая борьба в самом разгаре. Что-то мне оно напоминает. Ну да, натуральный сон пропагандиста перед политзанятием на тему Первого восстания. Угнетенные рабочие впервые осознают себя как организованную силу и предпринимают неудачные попытки борьбы за свои права, а молодые народовольцы исподволь куют свой характер, что-нибудь в таком духе. Газеты, которых Олег начитался в клинике, и некоторые вчерашние наблюдения наталкивают именно на такие ассоциации. Нет, нужно срочно входить в курс дела, а не то… Что – не то? Ты, дружок, сначала со своим статусом разберись. Все, не Народный ты более Председатель, а пустое место с неясным будущим. Смирись с тем, что от тебя сейчас мало что зависит. У нас тебя бы давно закатали в спецучреждение за высокими стенами, для выяснения и исследования, повесили бы гриф с тремя нулями, и вышел бы ты на волю только вперед ногами. Да и то вряд ли – трупы секретных зэков наверняка сжигают. Или нет? Вернусь – надо выяснить… Вернусь? Оптимист, однако.

Пролетку тряхнуло особенно сильно, и Олег распахнул глаза. Оказывается, он задремал. Пролетка катила по широкой по местным меркам улице, вымощенной брусчаткой, между двух- и трехэтажных каменных домов. По узким деревянным тротуарам сновали люди, первые этажи занимали лавки с широкими стеклянными витринами. Пролетка миновала несколько полотняных навесов, под которыми стояли столики и сидели выпивающие и закусывающие, несмотря на ранний час, посетители. Улица постепенно расширялась, впереди замаячило открытое пространство.

— Тверская улица, — буркнул Крупецкий. — Почти приехали. Вон, впереди Тверская площадь.

Пролетка выкатила на большую площадь. По левую сторону возвышался четырехэтажный каменный дом желтого цвета длиной в полтора десятка окон, с большим входом посередине, окруженный невысокой каменной изгородью. Из покатой крыши тут и там торчали печные трубы. Дом загибался буквой П, его крылья уходили в переулки.

— Особняк генерал-губернатора, — пояснил Крупецкий, заметив, что Олег с интересом рассматривает здание.

— Понятно… — ошарашенно кивнул Олег. — А там что? Театр? — Он указал на длинное приземистое двухэтажное здание по другую сторону площади. По центру здание украшали шесть толстых белых колонн, накрытых треугольным портиком. Над крышей гордо торчала граненая башня, в верхней части опоясанная круговой галереей и венчаемая длинным шпилем. Возле здания стояла странная конструкция, запряженная парой массивных желто-белых лошадей.