Неслучайная связь, или Мужчин заводят сильные женщины - [8]

– Яна, ты не думай ничего дурного. Я тебя никогда не брошу. Я это сразу сказал, когда предложение делал. И в горе, и в радости… Если бы со мной случилось подобное, ты бы тоже меня никогда не бросила. Я знаю.

На моих глазах вновь появились слезы. Похоже, если бы от Яны осталась одна рука или нога, то ее муж любил бы эту руку и ногу. Да и сейчас от Яны практически ничего не осталось. Обугленная головешка с воспаленными глазами без ресниц. Я привычно открыла и закрыла глаза.

Аскольд улыбнулся и прошептал:

– Главное, что ты все слышишь и понимаешь, а говорить научишься.

В больнице ко мне относились с особым вниманием, трепетом и осторожностью. Ведь на сегодняшний день излечивают только тех больных, у которых площадь глубоких ожогов не превышает сорока процентов от всей поверхности тела. Если больше – летальный исход. Если я осталась жить, значит, я исключение из медицинских правил.

Главный метод лечения глубоких ожогов – оперативное восстановление кожного покрова. От Аскольда я слышала, что мне произвели иссечение некротических тканей с одномоментной пересадкой аутотрансплантатов. Туда, где погибла и клетчатка, мне с применением пластики пересаживали не кожные лоскуты, а кожу с подкожной клетчаткой и мышечными тканями, используя микрососудистые артериальные и венозные швы. Все это делалось для предупреждения инвалидности.

Операция за операцией… К удивлению врачей клиники, несмотря на все сложности, глубокие ожоги лечились успешно, угроза ампутации конечностей осталась в прошлом. Я находилась под постоянным наблюдением, персонал круглосуточно следил за основными показателями жизнедеятельности и гомеостаза. Держали меня в стерильной палате.

Прошло немало времени, прежде чем я смогла сидеть и вставать. Бинты скрывали от меня мое уродство. Все перевязки делали под наркозом, потому что от дикой боли я тут же теряла сознание. Самый страшный момент настал, когда с меня сняли бинты и я первый раз посмотрела в зеркало. Я увидела обезображенную девушку, тело которой покрывали страшные рубцы. Аскольд специально прилетел в тот день. Увидев мои глаза и услышав глухие стоны, которые вырывались из моей груди, он подошел ближе и осторожно прижал к себе.

– Яна, не переживай ты так. Будем делать пластику до тех пор, пока внешность тебя не устроит и рубцов не станет как можно меньше. Ты веришь, что все будет хорошо?

Я посмотрела на Аскольда глазами, полными слез, и в знак согласия закрыла и открыла глаза.

– Не плачь, родная. Самое страшное уже позади.

Я уткнулась в грудь мужчине, который неожиданно стал для меня таким близким, и подумала, что самое страшное еще впереди. Меня ждала череда сложнейших пластических операций. Столько всего предстоит вынести… Теперь уже врачи верили в хороший исход и постоянно внушали, что организм у меня молодой, справится.

Каждый день, проведенный в клинике, стоил больших денег, поэтому персонал здесь был крайне обходительным. Часы напролет я смотрела в окно на прогуливающихся в парке людей и однажды не выдержала. Взяла мобильный, заботливо оставленный мне Аскольдом, чтобы я писала ему сообщения (так как говорить все равно не умею), и набрала телефон Матвея.

Услышав на том конце провода голос мужа, я ощутила, как у меня учащенно заколотилось сердце. Мне хотелось закричать в трубку, но я не могла… Вот уже долгое время я была лишена подобной возможности и страшно завидовала тем, кто умел говорить. Голос Матвея показался довольно оживленным, даже веселым. Я слушала его, обливаясь слезами. Как он живет без меня?

– Алло! – кричал мой муж. – Говорите, слушаю! Если вам нечего сказать, то не хрена сюда звонить! – Матвей усмехнулся, и в трубке послышались быстрые гудки.

Набрав мамин номер, я услышала ее родной голос и опять не смогла не заплакать. Он был слишком тихим, грустным, каким-то глубоко несчастным.

Дав «отбой», я машинально набрала номер Аскольда и, услышав на том конце провода пьяный женский смех, тут же сбросила вызов. Стало как-то пусто и одиноко. Значит, Аскольд коротает вечера не один. Я пыталась убедить себя, что это совершенно чужой для меня человек, я не имею права его ревновать и уж тем более заявлять на него права. Я и так должна быть благодарна ему за все, что он для меня делает и еще будет делать. Если бы не он и его деньги, я умерла бы через несколько дней после авиакатастрофы. Я и сама не могла понять, почему на душе кошки скребли. Наверное, это от того, что я вообразила, будто есть такие мужчины, которых в этой жизни интересует только одна женщина. Ошиблась: их нет. Времена супружеской верности давно закончились. Хотя, если разобраться, Аскольд не бросил свою Яну. Он всячески за нее борется, пытается вырвать ее из лап смерти и регулярно мотается к ней в клинику, оплачивая бешеные счета. Но он ведь мужчина… И этим все сказано. У него мужские потребности, природные инстинкты, которые он, в силу законов все той же природы, просто не может сдерживать. И вообще чего я так взбунтовалась? Он же чужой мужчина… ЧУЖОЙ. И он достоин уважения за то благородство, с которым относится к своей Яне. Пусть даже он с ней из-за жалости. Не важно. Самое главное, что он с ней…