Несколько слов о музыке - [9]

Очень люблю Балладу Шопена соль минор. Ее светлая прозрачная мелодия словно бы навевает какие-то давние и милые сердцу воспоминания, картины детства — беззаботного, радостного, счастливого. Мягкая, нежная мелодия словно бы завораживает душу, согревая благодарным и нежным теплом.

Вообще о Фридерике Шопене и его музыке я мог бы говорить бесконечно долго, ибо все, что связано с этим человеком и его редкостными творениями, необычайно мне близко и дорого. Его музыка, полная удивительной красоты, мягкости и грусти, будет волновать людей всегда. Знаменитый полонез, искрометные и солнечные мазурки, экспромты, вальсы — это одна из самых дорогих и светлых страниц нашего бытия. Отчего так прекрасна его музыка? Сколько бы мы ни давали этому мудрых объяснений, самым все-таки верным было бы, на мой взгляд, одно: тончайшая и легко травмируемая душа, потрясающий талант и титанический труд, несмотря на критическое здоровье. А почему в музыке его столько печали? На это есть много причин, но самое основное — тоска по далекой и поруганной родине. К ней, и только к ней, вечно рвалось его сердце и куда наконец вернулось, но без хозяина, погребенного на кладбище Парижа.

Когда я впервые услышал Вальс-фантазию Глинки, а случилось это в мои мальчишеские годы, то у меня долгое время было какое-то удивленно-праздничное настроение, словно я только что вернулся с веселого костюмированного бала в парке под звездами. Вдоль усыпанных золотисто-бурым песком дорожек, в темной, глянцевитой листве горели сотни разноцветных причудливых фонариков. Вокруг разгуливали, смеялись и танцевали нарядные феи, рыцари, русалки, арапы и мушкетеры, загадочно улыбалась из-под черной полумаски Царица Ночи в своем черном платье и туфлях, усыпанных крохотными серебряными звездочками, а по сверкающей лунными бликами реке гондольеры катали на пестрых лодочках всех желающих под вспышки огненных фейерверков. Размалеванные неуклюжие клоуны одаривали гостей бесплатно целыми ворохами конфет и пузатыми, запотевшими от холода пачками сливочного и миндального мороженого. В вышине, в черном бархате неба, таинственно мигали звезды и плыла на запад чопорная луна. И над всем этим из неизвестной дали лилась музыка… музыка… музыка… Я запомнил ее почти сразу. Основную мелодию этого вальса я насвистывал и по дороге в школу, и в переменку, и разгадывая какой-нибудь заковыристый кроссворд. И сегодня я слушаю этот крылатый, взволнованный и полный светлой романтики вальс с тем же чувством радостного удивления, как и много лет назад.

И вот теперь снова хочу вернуться к давнему разговору о легкой и серьезной музыке, о музыке классической и музыке эстрадной. Скажите, Вальс-фантазия Глинки — это классическая или эстрадная музыка? К какому разряду отнести этот вальс — к разряду музыки «серьезной» или «легкой»? И, честное слово, вы, наверное, затруднитесь с ответом, ибо разделения эти зачастую очень и очень условны. Гораздо правильнее было бы, наверное, делить ее на хорошую и плохую, на талантливую и ремесленническую, на ту, что волнует сердце, и ту, что оставляет его равнодушным. Впрочем, и тут, конечно, может быть много споров.

Вальс-фантазия, конечно же, не единственное произведение, которое волнует меня в творчестве Глинки. Я люблю и его «Венецианскую ночь», и «Я помню чудное мгновенье», и множество других романсов, не говоря уже о двух его гениальных операх. И тем не менее Вальс-фантазия ну как-то ближе всего, что ли, духу моему, моему какому-то, может быть, романтическому началу. Не знаю. Но это так. Однако, уж коль скоро заговорили мы о романтических струнах человеческой души, то как же не сказать мне о композиторе, чья стройная, песенно-мелодичная и романтически-приподнятая музыка всегда, сколько я себя помню, волновала и окрыляла меня. Не сомневаюсь, что вы, конечно же, поняли, о ком идет речь. Да, это Франц Шуберт. Как всякий подлинно талантливый художник, он неповторим. У него свое восприятие мира, свой почерк, свои музыкальные «ключики» к сердцам людей. И узнать его можно сразу. К его «Серенаде», так же как и к 1-й симфонии Брамса, вполне применимы пушкинские слова: «Мне грустно и легко, печаль моя светла».

Когда слушаешь шубертовскую «Серенаду», то ощущаешь, как словно бы грустная и в то же время светлая волна бросает тебя на свои легкие, воздушные крылья и несет куда-то ввысь над залитой лунным светом рекой и спящими лугами, ввысь, к звездам. И ощущение сладкой печали щемит и щемит твое сердце.

«Музыкальный момент» — тоже романтическая музыка. Но здесь вместо элегической грусти мы ощущаем бьющую через край упругую радость. Под эту живую, маршеобразную музыку хочется шагать и шагать по земле туда, навстречу солнцу и приключениям, где ждет тебя что-то радостное и дорогое. Не знаю, прав я или нет, но мне кажется, что название «Музыкальный момент» или «Фа минор» слишком уж скромны и даже вроде бы суховаты для такого яркого и жизнеутверждающего произведения. Так и хочется дать ему какое-то солнечное, мажорное название.

Изумительна по красоте, строгой печали и возвышенной окрыленности его «Аве Мария». И не религиозные чувства испытываешь, когда слушаешь эту поразительную музыку, а сопричастность к чему-то светлому, высокому и прекрасному, чему нет и, может быть, даже и не надо названия. Особенно волнует душу это произведение в исполнении детских голосов или скрипичных ансамблей. Великолепно звучала эта ария в шестидесятые годы и в исполнении юного итальянского певца Робертино Лоретта.