Несчастный случай - [37]

Рокот мотора переходит в рев, и на дороге появляется машина. Это большой военный грузовик с прицепом, он ползет медленно, фыркая пневматическими тормозами. У самых ворот грузовик останавливается, три солдата выходят из караульной будки и бредут к нему. В грузовике тоже трое солдат, они сидят высоко в кабине. Часовые берут и просматривают документы; солдаты в кабине устали, им давно надоела эта процедура, и никто из них не произносит ни слова. Но водитель, уже двинув машину вперед, вдруг останавливается и, высунувшись из окна кабины, окликает часовых:

— Эй, что у вас тут стряслось? Говорят, кого-то убило взрывом.

Часовые внизу переглядываются.

— Мало ли что там у вас говорят, — отвечает Картежник. — Мне ничего неизвестно.

— Говорят, был взрыв. Погибло шесть или семь человек.

— У нас все время бывают взрывы, сегодня уже грохнуло раз шесть.

— Эти я слышал, я не про них. Был, говорят, такой взрыв, что погибли люди. Несчастный случай.

Часовые опять переглядываются, пожимают плечами и заявляют, что им про это ничего неизвестно. Водитель отворачивается от окошка, грузовик трогается с места и въезжает в город.

— Им приказано не болтать, — замечает водитель.

— А ты что думал? — спрашивает сидящий рядом солдат. — Что армия тебе будет обо всем докладывать?

— Зачем докладывать? Но не все же такие умные, как мы с тобой, кто-нибудь может и не знать.

У караульной будки трое солдат обсуждают происшедшее.

— Эти болваны хотели взять нас на пушку, — говорит Картежник. — Если бы кого убило, мы бы знали.

— Может, и знали, а может, и нет, — отвечает Фонарь. — Разве штаб посылает тебе сводки?

— Они же слыхали, верно?

— Мало ли какие слухи ходят. Ты же не про то спрашивал.

— А я ни про что не спрашивал.

— Вот будет смехота, — говорит Бутерброд, — если тут и вправду кого-то убило, а эти олухи из Денвера узнали раньше нас.

— Да никого здесь не убило, болван! — кричит Фонарь. — Ты же сам говоришь, что видел, как они выходили из санитарной машины.

— Да. Наверное, это были они. Я ведь их в лицо не знаю. Должно быть, они.

— За это время они могли и помереть, — говорит Картежник. Он переводит блестящие, загоревшиеся любопытством глаза с одного на другого.

А в грузовике водитель налег грудью на баранку руля. Один из солдат дремлет. Грузовик плавно катится по прямой, гладкой дороге, мимо первых городских домов, приземистых коттеджей на две семьи, с одинаковыми палисадниками, обнесенными одинаковыми белыми заборами. Солдат, сидящий рядом с водителем, лениво рассматривает домики, каждый по очереди, и краем уха слушает, что говорит водитель.

— …но если сам Эйнштейн это поддерживает, так и я тоже. Я никогда об Эйнштейне плохого не слышал. И много других ученых заодно с ним. Они хотят собрать двести тысяч долларов на разъяснительную работу насчет атомных бомб. Я послал пять долларов и думал, что успокоюсь, а оказывается — нет. Ей-богу, этот чудак и сам не знает, что затеял. Разъяснить народу! Растолковать нам, что за штуку мы от них получили! О господи, боже мой! А что мы получили? Энергию вселенной, самую огромную силу после огня! Так говорят ученые. Лучшие бомбы в мире. Так говорят военные. Военные и за двести тысяч долларов не откажутся от лучшей в мире бомбы.

— Я никогда не даю ни цента на такие вещи. Выброшенные деньги.

— Я читал, что один ученый предложил взять бомбу и поехать по свету вроде как в турне. Устраивать взрывы где-нибудь подальше от больших городов и приглашать публику — пусть смотрит. Это, говорит ученый, ее как следует припугнет. А по-моему, ничего подобного. Одни совсем не пойдут смотреть, а другие будут бегать и толкать друг друга локтями — гляди, мол, что у нас теперь есть! Вот, что они скажут.

— Что-то я не возьму в толк, зачем они ее изобрели, если она им так не по душе. А теперь они только про нее и говорят!

— Уж не знаю, чего им пришло в голову изобрести бомбу! А сейчас им, по-моему, просто не нравится, что военные забрали все в свои руки. Уж тут, кроме бомб, ничего не жди. А разве они могли говорить об этом раньше? В военное время не очень-то разговоришься.

Грузовик проходит мимо стоянки туристских фургонов-прицепов. Тут их, должно быть, сотни две; они кое-как составлены в ряды, все чистенькие, лакированные, готовые заблестеть в лучах солнца, которое вот-вот увенчает пик Тручас. Кое-где перед фургонами разбиты крохотные палисаднички и сложены кучками складные и обыкновенные стулья, под окошками обтекаемой формы прибиты самодельные ящики с цветами, на веревках висит развешанное еще с вечера белье. За стоянкой фургонов дорога разветвляется, главная ветка идет прямо в центр города, кварталах в трех-четырех уже виднеется белая стена больницы. Боковая дорога уходит налево, на юг, к массиву зданий из цементных блоков и стоянке грузовиков. Водитель выпрямляется и крепче сжимает руль для разворота.

— Возьми хоть тех ребят, что погибли от несчастного случая. Это произошло где-то здесь, но армия уж позаботится, чтобы все было шито-крыто. Я бы уж постарался разнюхать, в чем дело, если б не знал, что такое армия.

В караульной будке три солдата приходят наконец к выводу, что никаких убитых нет, иначе им, конечно, это было бы известно.