Несчастный случай - [115]

Шрифт
Интервал

Но в первые дни по возвращении Луиса домой этот предмет почти не затрагивался; он, так сказать, был втихомолку, на пробу, положен на краешек стола, его можно было видеть, можно было, пожалуй, коснуться, а там, глядишь, оба понемногу и привыкнут к нему.


Однажды Луис шел по улице и столкнулся со своим школьным товарищем Чуркой Брэйли; они зашли в бар, остановились у стойки, оглядели друг друга с головы до ног и подивились тому, как все можно заранее предвидеть на этом свете.

— Мне виски, Генри, — заказал Чурка. — А ну-ка, лей, не жалей! — Он хлопнул Луиса по плечу. — Помнишь старика Кольмана? Он всегда это приговаривал. Бородка у него была, прямо как у дядюшки Сэма на картинках. Ну, брат, рассказывай. Ты там был поближе — что слышно в высоких сферах? Как насчет войны? И какие у тебя дальнейшие планы? Сам-то ты уже устроился? Доктор физики и все такое прочее?

Луис коротко сказал о письме Неймана и обещанном жалованье.

— Паршивых полторы тысячи! — с истинным ужасом воскликнул Чурка. — Фу, черт, да ты пойди у нас в Джорджтауне учителем старших классов — и то не меньше получишь! А у солидной фирмы — наверняка! Пошли их к черту, Луи! У тебя ума хватит, ты вдвое и втрое заработаешь, если будешь служить в хорошей фирме. Вон как Капитан Сиго.

— А что Капитан, как он живет? Он был парень с головой! Мы вместе с ним строили планы на будущее…

— Капитан был с головой, он и сейчас с головой, так ведь и твоя голова не хуже. Он-то процветает, скажу я тебе. Ты еще с ним не повидался? Вы же были друзьями!

— Я еще никого не видал, Чурка. Все только собираюсь — сам знаешь, как это бывает. Капитана я не видел, пожалуй, лет пять. Он что, все еще в Компании измерительных приборов?

— Измерительные приборы! Милый друг, да неужели ты не слыхал, чем он теперь занимается? Нет, тебе определенно следует с ним повидаться. Поехали сейчас, хочешь?

Брэйли пошел звонить по телефону и через минуту вернулся с известием, что мистер Сиго будет очень рад их принять. Еще через несколько минут они уже выехали в автомобиле Чурки за черту города, туда, где их встретит… но на этот счет Чурка ограничивался самыми туманными намеками.

Туда, думал Луис, пока Чурка, не дожидаясь ответов, что-то болтал про всех и каждого в Джорджтауне, где их встретит идол и повелитель его детских лет, тот, кто дал ему ключ к стольким тайнам в тихие вечера, когда они сидели на бульваре или под старым тополем, что рос на лужайке перед домом Сиго. Позднее, в годы юности, Луис не раз вспоминал Капитана. Но в эту неделю дома он почему-то ни разу про него не спросил. Почему? Непонятно.

Чурка ткнул его в бок:

— Смотри, брат, смотри. Приехали.

— Что это?

— Дом. Читай вывеску.

Но Луис не видел вывески. Он увидел только на редкость живописную, покрытую идеально ровным газоном площадку, словно зеленый, остров среди моря кукурузных полей, обступавших дорогу, и в дальнем конце этого острова — здание, сложенное из белого кирпича. Оно было совершенно белое, такой белизны, что сверкало и искрилось на солнце, низкое, прямоугольное и словно высеченное из одного куска, только ровная линия окон опоясывала его лентой из стекла и стали. Четкий узор темно-зеленых кустов, посаженных перед зданием, выделялся на светлой зелени газона. И нигде ни одной двери. Но автомобиль медленно объезжал эту странную зеленую прогалину, и вот за углом здания показалась автомобильная стоянка, где теснились машины, и Луис впервые заметил, что от шоссе отходит белеющая гравием дорога; она неприметно скользила по дальнему краю поляны, словно зодчим этого храма казался недостойным такой способ приблизиться к нему, и потому они постарались, насколько, возможно, скрыть ее. Сбоку дороги виднелась небольшая четкая вывеска, белые буквы на темно-зеленом фоне: «ХИМИКАЛИИ КЕЙБОТА».

— Химикалии Кейбота, — прочитал вслух Луис.

— Это милое местечко обошлось «Химикалиям Кейбота» в полмиллиона монет, — сказал Чурка. — Говорят, пять тысяч в год уходит только на то, чтоб подстригать газон. — Он круто свернул с шоссе на белую дорогу, ведущую к белому зданию, и под колесами автомобиля захрустел гравий. — Недурно, а? Да так и должно быть. На вывеске ты этого не прочтешь, но тут помещается филиал компании «Лоу и Уотерсон», которая Занимается всем на свете. Это экспериментальная лаборатория, только недели три как достроена. Директора прислали из Нью-Йорка, а как по-твоему, кто тут первый помощник директора, его правая рука? Мистер Вернон Сиго, наш с тобой друг-приятель.

— Черт меня возьми! — сказал Луис, и Чурка одобрительно кивнул. — А с чем они тут экспериментируют?

— С пластмассами, — ответил Чурка и, описав плавный полукруг, остановил машину рядом с остальными, перед изящной белой оградой.

Только заехав в тыл экспериментальной лаборатории «Химикалии Кейбота» — филиалу великой Объединенной компании Лоу и Уотерсон, — можно было обнаружить кое-какие нити, связывающие ее с миром труда. Тут была товарная платформа, заставленная ящиками и корзинами; у одного конца платформы стояли два грузовика; от нее отходила железнодорожная ветка, и аккуратная насыпь, изогнувшись дугой, терялась в полях. Строители и планировщики столь искусно сделали свое дело, что всей этой прозы нельзя было увидеть с шоссе, она казалась приглушенной, мало заметной даже с того места, где на минуту замешкались Брэйли и Луис, прежде чем подойти к простой и красивой темно-зеленой двери, очевидно, единственному входу в здание, так как других дверей нигде не было видно. Дверь эта вела в маленькую комнатку, где не было ничего, кроме идеальной чистоты; за нею оказалась другая комната, побольше, где находились несколько стульев светлого дерева с темно-зеленой обивкой в точности того же цвета и оттенка, как темно-зеленые кусты перед домом, а также — светловолосая молодая девушка, встретившая посетителей приветливой улыбкой.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Заклание-Шарко

Россия, Сибирь. 2008 год. Сюда, в небольшой город под видом актеров приезжают два неприметных американца. На самом деле они планируют совершить здесь массовое сатанинское убийство, которое навсегда изменит историю планеты так, как хотят того Силы Зла. В этом им помогают местные преступники и продажные сотрудники милиции. Но не всем по нраву этот мистический и темный план. Ему противостоят члены некоего Тайного Братства. И, конечно же, наш главный герой, находящийся не в самой лучшей форме.


День народного единства

О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?


Новомир

События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.


Запрещенная Таня

Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…


Дневник бывшего завлита

Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!