Несчастливое имя. Фёдор Алексеевич - [14]

Семён поклонился в пояс Артамону Сергеевичу и свернул на Сретенку, Матвеев пошёл назад.

Четвёртые сутки Андрей Алмазов висел на цепях в пытошной избе. На вторые сутки после появления под стенами Астрахани Степан Разин атаковал город. Из четырёхсот шестидесяти пушек города выстрелила лишь одна, и пушкарь тут же был зарублен стрельцами. Сам воевода получил удар в живот пикой от стрелецкого головы Ивана Красулина и был отнесён в храм Христа Спасителя и положен перед иконой Казанской Божьей Матери. Восставшие вышибли дверь, зарубив охраняющего её сотника Фрола Дора, которого тут же окрестили Фролом Дурой. Находящиеся в церкви офицеры и их семьи были порублены прямо в храме. Одна из пуль пробила икону Божьей Матери. Воеводу приволокли к атаману и после его отказа выдать городскую казну скинули с колокольни, а потом долго топтали бездыханное тело. Младший брат воеводы Михаил был зарублен ещё в церкви. Поэтому в пытошную избу атаман приволок двух сыновей Прозоровского, старшего пятнадцатилетнего и младшего восьмилетнего, и пытал их наравне со взрослыми. Старший Борис, на которого более нажимали, на третий день скончался и сейчас висел рядом с Андреем. Невдалеке возле стены, забрызганной кровью, разодетый как боярин сидел Стенька Разин. Перед ним ползала на коленях вдова княгиня Прасковья Фёдоровна Прозоровская:

   — Батюшка, атаман, не мучи младшенького. Аткель мальчонка знать может про дела отцовы, мал ещё.

Она цеплялась за сапог, но атаман её откидывал ногами. Андрей не выдержал:

   — Брось изголятьси, верни мальчонку, ведь и в твоей душе шой-то Христово есть.

   — Ты помолчи, боярский служака, скоро и до теби руки дойдут.

   — Я, атаман, родовитых не менее твово ненавижу, глотки бы рвал.

   — Эка как заговорил, а чё же меня пушками встречал?

   — А я бы тебя вместя с ними рвал. Они по-своему Русь грабят, а ты по-своему. Всё нахапать хотите, никак не нажрётесь. Пол-Руси то боярин, то разбойник, то дурак. Избавиться бы от них, глядишь, остальные бы по-человечески пожили.

К Андрею подлетел брат атамана Фрол и со всего размаху ударил в лицо. Из разбитой брови полилась кровь. Фрол продолжал бить озверело.

   — Подожди, братко, охолони, — оттащил Стенька Фрола. — Количи он такой смелый, мы ево по-другому спытаем.

Затем повернулся к княгине:

   — Молись, ведьма старая, за ентово стрелецкого сотника. Можешь забрать своё изрыгание. Всё, што я ему не додал, выдам ентому зубослову.

Прасковья бросилась к сыну отвязывать верёвки с окровавленных рук. Атаман с братом удалились. Перегрызя верёвки, удалилась с ребёнком на руках и княгиня. Сотник и лейтенант барон де Рон остались висеть на цепях среди трёх умерших.

   — Чё, иноземец, хана нам пришла, Стенька щас нахлещется бражного, придёт нам рёбра ломать.

   — Глюпо было ево жлить.

   — Ну, на Руси говорят: двум смертям не бывать, а одной не миновать.

За стеной раздался глухой удар и звук падающего тела. Дверь открылась, и на пороге с молотом в руках появился Савелий Сивой. Не говоря ни слова, одним ударом он сбил прикованное к стене кольцо, и Андрей свалился на пол. Сивой сбил цепи с де Рона и, подхватив под руки Андрея, они выскочили из пытошной избы.

Артамон Сергеевич познакомился со своей супругой случайно, будучи на Кукуе в шотландской колонии, в доме её отца Гамильтона. Артамон быстро окрестил девицу, а затем и венчался с ней. Евдокия Григорьевна Матвеева скоро сошлась с Анной Петровной Хитрово. Они единственные из всех женщин Московского двора носили немного приталенные сарафаны и не сильно белили лицо, чем вызывали зависть у остальных боярских жён. Иностранцы писали, что женский наряд напоминал собой рас шитый драгоценными камнями мешок, спадающий с плеч, а лица были так набелены, что невозможно было определить, красивы они или нет. Всё, что есть у женщины, её достоинства и недостатки, мог видеть только муж — её суженый.

Пользуясь дружбой с Хитрово, Евдокия пришла навестить воспитанницу мужа Наталью Нарышкину. В начале второго летнего месяца были отсеяны ещё девицы, и теперь их осталось только девять: Оксинья, дочь Ивлия Голохвостова, Марфа, дочь Демьяна Смирнова, Марфа, дочь Викентия Васильева, Анна, дочь Алексея Кобылина, Овдотья, дочь Льва Ляпунова, Овдотья, дочь Ивана Беляева, Марья, дочь Ивана Стремоухова, Марья, дочь Василия Пещурова, и Наталья, дочь Кирилла Нарышкина. Все девять были столь прекрасны, что взгляд непроизвольно загорался у всякого, кто видел их.

Наталья с остальными девицами гуляла в девичьем дворе, куда ранее допускались лишь царевны. Она была чудо как хороша в своём голубом летнике. Матово сияющие нити жемчуженных завес нежно обрамляли юное чистое лицо. Слабая задумчивая улыбка слегка вздрагивала в уголках красивого, не тронутого сомнениями рта. Увидев жену Матвеева, она поспешила к ней навстречу:

   — Тётушка родненькая, я так радёшенька видеть тебя. — Она склонилась в поясном поклоне, но обе женщины поспешили её распрямить. — Здеся так тягомотно. Государь изволил отъехать в Коломенское, и мы с утра до вечера ничего не делаем.

   — На то ево царская воля, — молвила Анна Петровна и отошла, оставляя Евдокию с Натальей наедине.