Нержавеющий клинок - [34]

— А, явилась, голубоглазая, — весело сказал капитан и поставил на земляной пол алюминиевую кружку с недопитым чаем. — Говорят, что перед нашей позицией шастает какой-то связной фольксштурмовец, а ты вроде его не замечаешь… — Комбат вопросительно посмотрел Вере в лицо, а потом поднял глаза к маленькому окошку, что голубело под самым потолком, продолжил: — Скажи правду, Вера, ты жалеешь того немчика? Материнское чувство, так сказать?..

Капитан угадал, но Вере было трудно признаться в этом.

— Зачем вы так, товарищ капитан? Он ведь ползает, словно уж, попробуй…

— Убрать его надо, Вера, хоть мал, но он наш враг, воюет против нас, обеспечивает водой батальон.

Капитан нагнулся, достал с пола кружку, сделав пару глотков, поставил ее на прежнее место, потом вынул пачку сигарет, протянул Вере:

— Угощайся.

— Я некурящая.

— Жаль. Твои подруги дымят.

— Каждый по-своему с ума сходит, а я считаю, что это дело не женское.

— И молодец, раз так мыслишь. У меня все, Вера, можешь идти. Успеха тебе.

От комбата Вера направилась к своему окопу. Сначала шла пригнувшись через мелкий кустарник, потом по сырой траншее, а последние несколько метров ползла по-пластунски. Теплый, чуть душноватый запах травы и грибов щекотал ноздри. Где-то рядом изредка шлепались мины. А из головы не выходили слова комбата: «А может, жалеешь немчика?» Да, она жалела его, маленького, худенького, бледнощекого, с испуганными глазами. Каждый раз, когда видела его в оптический прицел, рука вяло опускалась. Что-то материнское, жалеющее теплило ее сердце. А полз он медленно и так неумело…

В окопе Вера аккуратно протерла фланелькой оптический прицел, припала к нему глазом.

Над речкой клубился туман. «Обожду немного», — решила Вера и на ощупь пересчитала зарубки на прикладе. Она всегда так делала, чтобы успокоиться. Зарубок было пятьдесят две, — число убитых ею фашистов, но сейчас почему-то она насчитала пятьдесят три. Подумала: может, кто-либо из товарищей нарочно сделал лишнюю зарубку; пересчитала вновь — ровно 52 — и успокоилась.

Несколько минут спустя она снова глядела в прицел. «А вот и пятьдесят третья», — мелькнуло в голове, когда она увидела шевелящуюся в тумане знакомую фигуру фольксштурмовца. Он возвращался от реки, обвешанный флягами.

Ах, ты, негодник, и принес же тебя черт на мою голову. Лучше бы ты заболел, тогда бы выжил, но, видать, не судьба. Что же мне делать с тобой? И ползешь, поди, не по своей воле… А может, и не такое ты глупое дитя, а злонамеренный фашистенок, который завтра срежет фаустпатроном наш танк?..

Прицелилась. Мушка привычно застыла на голове, но в последнюю секунду Вера не выдержала, перевела прицел с головы на ноги ползущего и нажала спусковой крючок. Это был самый мучительный выстрел. Она долго лежала лицом вниз, в траву, ощущая тяжелые толчки сердца. Не выстрелить она все-таки не могла, перед ней был враг… Успокоившись, Вера, вместо зарубки, сделала на прикладе винтовки небольшое углубление, напоминающее большую точку…

Каупт возвратился в сопровождении молодой девушки в белом халате, отдал ей какие-то бумаги и попросил куда-то отнести, а сам подошел к Вере Николаевне: хотел, видимо, продолжить разговор о войне, но Вера Николаевна упредила его, спросила:

— Вы случайно не помните, какого числа были ранены?

— Такое не забывается, коллега. Это было пятого апреля, — сказал Каупт и на минуту замолчал, а потом, улыбаясь, добавил: — Ежегодно в этот день я благодарю всевышнего за туман, который послал он тогда на землю…

Сердце Веры Николаевны учащенно забилось. Теперь не осталось ни тени сомнения в том, что ползавший с флягами фольксштурмовец и доктор Каупт — одно и то же лицо. Собравшись с духом, она сказала:

— Вы заблуждаетесь, коллега. Не туман мне тогда помешал, помешало сердце убить ребенка…

Курт вздрогнул. Серые, расширенные от удивления глаза впились в собеседницу:

— Вы, вы… фрау Вера, были снайпером? Непостижимо! Непостижимо! — несколько раз повторил он, охватив голову руками.

На следующий день Каупт пришел на работу радостный и возбужденный. Поздоровавшись с сотрудниками, заскочил в кабинет, где работала Вера Николаевна, и без всякого вступления собщил:

— Я гроссфатер! Можешь меня поздравляйт, я дед. У дочки рождение сын!

— Позравляю, желаю еще не меньше двоих, — сказала Вера Николаевна, пожимая Курту руку.

— Фрау Вера, вчера мы всей семьей решили дать внуку русское имя. После того, что вы мне рассказали, уже никто не сомневался, что надо дать именно русское имя. Пожалуйста, фрау Вера, какое самый красивый имя?

Вера Николаевна на минуту задумалась, а потом сказала:

— Самое красивое имя Иван…

— Ха, Иван! Это же имя вся Россия… Вера Николаевна выпрямилась.

— Это имя моего мужа, не вернувшегося с войны…

С Курта как рукой сняло веселость. Он посерьезнел и вполголоса торжественно сказал:

— Спасибо, фрау Вера. Большой спасибо. Мой внук будет имя Иван.

Следы

Стрелковый полк, совершив многокилометровый марш по пыльным июльским дорогам, поздно ночью прибыл в назначенный пункт и рассредоточился в прифронтовом лесу. Бойцам разрешили отдыхать, а командир отправился на передний край для разведки района предстоящих боевых действий.