Нержавеющий клинок - [14]

Якиму стало страшно от услышанного, а Остап входил в роль, продолжал:

— Почему я тебе все это рассказываю? Не догадываешься?

Яким пожал плечами:

— Конечно, нет, у меня образование только четыре класса.

— Образование здесь ни при чем. Дело в том, что мне одному трудно, вот ты и будешь мне кое в чем помогать.

— Что ты, Остап, где это видано, чтобы баран помогал трактору! Нет, я для дела не гожусь. Извини, — категорически запротестовал Кожухаров.

— Ну, ладно, но только о нашем разговоре — нигде ни слова. А если будет бой, держись меня, Яким. Со мной не пропадешь.

Кожухаров по своей наивности поверил Халимону. На второй день он услышал разговор двух кадровых красноармейцев батальона, лестно вспомнивших своего боевого взводного командира, которого послали в академию на учебу.

— А как фамилия взводного? — не удержался Кожухаров.

— Колесников, а что? Может, твой родственник?

— Нет, я вроде где-то слышал эту фамилию, — ответил Кожухаров и подумал: «посылка на учебу» взводного — конечно же, дело рук Халимона.

Задолго до рассвета немецкие мины и снаряды зловеще завыли в районе обороны батальона. Халимон прижался ко дну окопа, выругался, а потом с укором сказал Соломко:

— А ты, Петр, уверял, что мы здесь в полной безопасности. Плохой из тебя стратег. Вот проутюжит нас немец, а потом как пойдет в атаку — и заболоченная пойма ему будет нипочем…

Но Халимон ошибся. После усиленной обработки переднего края минометным и артиллерийским огнем немцы выбросили в тыл наших войск воздушный десант. Одновременно противник начал атаковать с правого фланга. Создалась угроза окружения батальона, пришлось отходить, но батальон напоролся на десантников. Завязался бой, длившийся чуть не до утра. Утром, когда противник был остановлен, в батальоне подсчитали потери. Трое убитых, семь человек ранено, а Халимон и Кожухаров пропали без вести…

Танковый полк, в котором служил Овчаренко, переформировали в танковую бригаду. Естественно, некоторые офицеры получили повышение по службе. Овчаренко уже месяц исполнял обязанности командира роты вместо старшего лейтенанта Синицына, убывшего по ранению.

Накануне боя в батальон приехал комбриг. Он всегда так поступал. Вместе с ним прибыл начальник политотдела полковник Шауров. Во время обхода подразделений Стахиев, выбрав удобный момент, спросил у комбрига:

— Товарищ полковник, а ротного нам скоро пришлете?

Командир остановился.

— Ротного, говоришь? Привезли мы тебе ротного. Вот здесь в кармане, — заулыбался полковник, вынимая из кармана лист бумаги — выписку из приказа о назначении старшего лейтенанта Овчаренко командиром роты. — Ну как, подходит?

— Вполне!

— А теперь скажите, кто из сержантов может командовать взводом? — спросил командир у Овчаренко.

— Сержант Воробин, товарищ полковник, — не задумываясь, ответил Овчаренко.

Комбриг повернулся к Стахиеву:

— Ну, вот, майор, будем считать, что все штатные вопросы мы с вами решили, а теперь соберите офицеров батальона, побеседуем с ними.

Настроение у всех было веселое. Стахиев распорядился насчет бани, затем пригласил комбрига на обед.

— После парилки кружка крепкого чая не помешает, — ответил полковник.

В это время к нему подошел связист:

— Товарищ полковник, вас просит к телефону Десятый.

Комбриг поднялся, пошел к землянке. Через несколько минут возвратился мрачнее тучи. Все ожидающе притихли, он тяжело вздохнул, снял фуражку, сказал:

— Стряслось большое несчастье, товарищи. Начальник штаба доложил, что несколько минут тому от осколков шального снаряда погиб политрук Горохов…

Весть о гибели друга потрясла Овчаренко. О чем думал Саша в последний миг жизни? Быть может, вспоминал о любимой… Он мечтал дожить до победы и отдал жизнь за то, чтобы ее увидели другие…

…Комбат Стахиев ставил задачи ротам.

— Тебе, товарищ Овчаренко, идти в авангарде и, как говорят, глядеть в оба, чтобы не допустить внезапной атаки противника.

Итак, рота Овчаренко идет первой. В любом деле первому труднее, а в боевых делах и подавно. Однако Овчаренко выслушал приказ спокойно. Все-таки был уже не сорок первый, а сорок третий год. И он, и его солдаты успели многому научиться.

Как только зеленая ракета поднялась в воздух, взревели моторы, рота начала выдвижение. Танк Овчаренко шел во втором взводе, в голове колонны. Внезапно над ротой пронеслось звено вражеских штурмовиков; они сбросили на колонну несколько бомб и, преследуемые зенитчиками, скрылись. Слева показался лес. Овчаренко приложил к глазам бинокль, в объективе всплыл длинный хобот «тигра». Немцы возлагали на этот танк большие надежды: само название должно бросать в дрожь русских…

«Сейчас мы тебя, голубчик, проучим», — подумал Овчаренко.

— Рота, к бою! Слева по опушке леса огонь!

Овчаренко видел в бинокль, как оторвало хобот «тигру», но в тот же миг последовал ответный огонь. Завязалась огневая дуоль. Солдаты называли ее пляской смерти. Один танк загорелся. «Сумел ли спастись экипаж?» — защемило сердце ротного. Он попытался доложить обстановку комбату, но связи не было: на танке Овчаренко осколком снаряда, словно бритвой, смахнуло антенну. Противник усиливал огонь. Тогда ротный отдал команду экипажам под прикрытием дыма уйти в овраг, который был в нескольких сотнях метров от роты. Противник решил, что красные отступили, прекратил огонь и двумя колоннами начал двигаться из леса на дорогу. Впереди каждой колонны шел «тигр». Выждав, когда танки приблизились, рота Овчаренко из засады открыла внезапный ураганный огонь. Теперь преимущество было на нашей стороне. Бой длился около двух часов.