Нерукотворный свет - [2]

Как звезды в черной синеве

Роса искрится на траве,

Одна росинка-светлячок

Во тьме светящийся зрачок —

Гипнотизирует меня

Сияньем звездного огня,

И превращает сад ночной

В победу неба над землей.

В волшебном уголке земном

Осыпан лунным серебром,

Я чудом тайны окружен

С земли, с небес, со всех сторон!

Но средь земного бытия —

Всего таинственнее — я.

«Молитву из“ Тоски” исполнили вы…»

a M-me Nikole Vidal

Молитву из «Тоски» исполнили вы

Художественно, первоклассно,

Но голос блестящий и солнце, увы,

Наш мир озарят и погаснут…

Красиво задуманный небом закат,

И голос, смолкающий в зале,

Среди постоянного мира утрат, —

Источники той же печали.

Когда, на прощанье взлетев, «си бемоль»

Меня одарило сияньем —

Луч солнца померк… Я почувствовал боль —

Двойную тоску расставанья.

1977 год

«Дроздовка» [1]

М.В. Леонтовичу

В кустах смородины

Дрозды свистят,

Кусочек родины

Дроздовский сад.

Цветы сирени

Срезает дед,

А новой смены

Дроздовцам нет.

Где жизнь былая,

Кому цветы?

Где Русь святая?

Кресты… кресты…

Всему на свете

Один ответ:

Развеет ветер

Последний след.

Идущий мимо

Еще прочтет:

«Дроздовка» — имя

Гнилых ворот.

«В сыром, холодном городе…»

В сыром, холодном городе,

Где каждый дом продрог,

Сквозь дождевые бороды

Луч солнечный прижег —

Каштаны в сквере каменном,

Они, блестя дождем,

Покрыты первым пламенем,

Как будто колпаком.

Вода на листья плавится,

Вся улица горит,

Дрозду погода нравится,

Он весело свистит.

Я выхожу на улицу,

В душе лучи поют,

Но вновь погода хмурится,

И холод — тут как тут.

«Пыланьем стали освещенный путь…»

Пыланьем стали освещенный путь

От проклятой поэтами могилы,

Нам не дает ни пикнуть, ни вздохнуть,

И тащит в ночь, как роковая сила.

18 ноября 1980 г.

«Люблю людей искусства я…»

Люблю людей искусства я,

Они, как пуговицы в платье,

А вот «эклер» — он, как змея,

Пасть раскрывает при нажатьи.

И ты, проглоченный змеей,

Стоишь испуганный, дрожащий,

А техник моды молодой

Смеется гулко над пропащим.

«Очень, может быть, приятна…»

Очень, может быть, приятна

Древнерусская опрятность,

Что по-русски, то по-русски,

После баньки чай в прикуску.

Хорошо чайку попить,

О любви поговорить,

Побеседовать о Боге,

Осудить неверье строго,

Понимать, что все проходит,

Глаз с тебя судьба не сводит,

С ней борись иль не борись,

А уж лучше спать ложись.

О житейской канители,

Рассуждай в своей постели,

До чего мелка, тупа

Канительная крупа!

Жизнь проверь, как кошелек,

Повернись на правый бок,

Урони тетрадь на землю,

Пусть тебя Морфей объемлет…

3 ноября 1980 г.

Зимний вечер (В старом мире)

Стихи для Александра Герра

Собора купол сахарный

Блестит огнем малиновым,

В проулке черепахами

Вползают тени длинные.

А солнышко морозное

Багровым стало к вечеру,

Стоят деревья с розовым

Мороженым на веточках.

Лошадки в красных венчиках,

Взрывая снег подковками

Под музыку бубенчиков

Везут народ с обновками.

Летят за ними шарики

Воздушные на ниточках,

Зажглись уже фонарики

Над мостовыми взрытыми.

Лампадочки да свечечки

На окнах отражаются,

Дрова пылают в печечках —

Сочельник начинается.

Шутка

Когда у меня мало денег

Я никому не люб,

Кто бедняка оценит?

Беден? Так значит, глуп.

Когда у меня денег много —

Лесть прокоптит потолок.

Просьбу имею к Богу —

Дай мне пустой кошелек.

«В который раз свою машинку…»

В который раз свою машинку

Я новым зарядил листом

И сколько раз уже снежинка

Порхает за моим окном?

Она кружилась и белела,

Едва не тронула карниз,

Вдруг выше, выше полетела

И бросилась, с размаха, вниз…

Так, очевидно, потрясенье

Присуще на земле всему,

Оно вошло в стихотворенье

И кануло навек во тьму.

Не жутко ли, когда ночная

С земли, подобная цветку,

Ползет Медведица Большая

По мировому потолку?

Быть может только с той же целью,

Чтоб я опять, через, очки,

Поставил точку беспределью

И с новой начинал строки?

«Везде поэзия и проза…»

Везде поэзия и проза,

Вот я смотрю на облака,

Одно изображает розу,

Другое голову быка.

И капельки воды, как просо

В зеркальном воздухе летят,

Уже о солнце нет вопроса,

Сквозь ветви молнии блестят

И вспыхивает мокрый сад.

О, как прекрасен дождик летний,

Я повернул к нему лицо —

И вижу, как на дуб столетний

Наткнулось радуги кольцо.

21-8 1979 года

«По радио опять передают…»

По радио опять передают

Певцов, когда-то знаменитых, пенье,

Которое, как звукоотраженье,

В царапинах нашло себе приют.

Певцы в земле, их голоса поют,

Повременить до мертвых воскресенья

Не нужно им. Уходят поколенья,

Бессмертные пластинки не гниют.

Чуть пуговка включателя нажата —

Уже гремит победная кантата!

Не легкий труд искусство оживлять

Умеем мы, технически, на диво,

Но может быть, кощунство воскрешать

Тех голоса, чьи души молчаливы?

«Куда ни глянь — автомобиль…»

Куда ни глянь — автомобиль —

Уже торчит. О, будь ты проклят!

Пейзаж утрачивает стиль,

Так, словно чей то дикий оклик

Ворвался в пение земли.

И сразу пошлость и банальность

В состав творения вошли

И воздух стал индустриальным,

Как чувства лучшие спасти?

И в этой летней благодати

И лес, и поле перейти

Без раздражительных проклятий?

«Когда в зеленой тишине…»

Когда в зеленой тишине,

Резвясь, взыграет ветер сильный

И треплет радостно на мне

Мой дождевик дорожно-пыльный,

Я чувствую в себе порыв,

Он раздувается, как пламя,

Мне хочется, себя забыв,

Весь мир прижать к груди руками!

И начинает грудь болеть,