Нерон - [179]

— О великий государь, — ответил Парис, стараясь сохранить свою непринужденность, — благоразумие часто перевешивает любовь. Артисты не герои; оружием служат нам слово, музыка, кисть, резец, но мы не привыкли носить меча, и если захотим наслаждаться любовью, то избегаем опасности, тогда как для других, более воинственных людей опасность играет роль лучшей приправы к любовным похождениям. Но художники избегают излишних беспокойств. Неужели ты полагаешь, что я решился бы подвергнуться гневу всех тех мужей, жены которых выказывают мне внимание?

— Так тебе приходится иногда отклонять лестные предложения? — спросил Домициан, пронизывая взглядом юношу.

— Я не могу любить женщину, уже любимую другим мужчиной!

Домициан слегка покраснел.

— А что ты будешь делать, если тебя полюбит чужая жена и станет добиваться твоей взаимности? — тихо, почти робко спросил Домициан, опускаясь на стул.

— Гораздо легче уклониться от любви женщины, чем от ненависти мужчины, — в раздумье ответил танцор.

В первый раз в жизни Домициан растерялся. Впервые он видел человека, говорившего так откровенно, что ему хотелось верить.

— На твоем месте я постоянно руководствовался бы этим изречением, — серьезным, но ласковым тоном заметил император. — Мне самому было бы жаль, если бы ты сделался жертвою обманутого мужа. Избегай сластолюбивых римских матрон! Наемный убийца за два динария может зарезать тебя из-за угла. Улыбка женщины оплачивается иногда ценою жизни.

Парис хорошо понял скрытый смысл этих слов.

— Но и мужья, в свою очередь, — отвечал он, — должны способствовать охранению своей чести.

— Понимаю, — пробормотал Домициан. — Значит, в Риме есть неблагоразумные супруги, которые не хотят оказать тебе поддержки в благородных стремлениях?

— Гнев отвергнутой женщины также опасен… — прошептал актер, как будто про себя, полузакрывая вздрагивающие веки.

Недоверчивая душа Домициана смягчилась, он вздохнул свободнее; тяжелый камень скатился с его сердца: ему стало ясно, что Домиция не нарушала супружеского долга ради любви к Парису. Никто не осмеливался оспаривать у императора обладания любимой женщиной, она безраздельно принадлежала только своему царственному любовнику! Человек, подозреваемый Домицианом в вероломстве, был далек от преступных замыслов. Это сознание на минуту преобразило владыку Рима. Человечество показалось ему вдруг менее ненавистным; если бы он мог найти хотя одну неподкупную душу, то охотно приблизил бы такого подданного к своему трону, чтобы замкнуться в тесном общении с преданным существом, презирая всех остальных.

Под влиянием такого благоприятного момента император подошел к юноше и взял его за руку.

— Твои слова мне нравятся. Если бы ты мог заглянуть в мое сердце, то убедился бы, что я начинаю чувствовать к тебе доверие.

Молодой человек вздрогнул, инстинктивно отнимая руку. Император с неудовольствием отошел. Актер пролепетал несколько слов благодарности, раздумывая про себя, была ли его гибель делом решенным, или он мог на этот раз поверить благосклонности человека, изумлявшего всех загадочностью своего характера.

Между тем Домициан, разгневанный, что он так поспешно высказался и что его великодушный порыв был встречен недоверием, погрузился в молчание. Ядовитые сомнения снова закрались ему в душу.

Если Парис был невиновен, то Домиция могла питать к нему преступную любовь. Для Домициана было плохим утешением, что танцор отвергал пылкое чувство царицы, страсть которой, пожалуй, еще сильнее разжигалась препятствиями. О, в таком случае владыка Рима был жалким нищим в сравнении с пленительным юношей, добровольно отталкивающим от себя то, чего напрасно жаждал несчастный Домициан!

Императрица вошла в комнату легкой поступью, с веселой улыбкой на свежем лице. Молодая женщина приблизилась к мужу, ласково прошептав ему приветствие и протягивая руку, которую тот взял после минутного колебания. Домиция держала себя со свойственным ей спокойным достоинством.

Стыдливо опустив ресницы, она с притворным замешательством подставила императору для поцелуя свой белый лоб и удивленно вскинула глаза, когда Домициан отстранил ее рукою. Только тут императрица заметила присутствие постороннего, стоявшего в тени. Едва уловимое подергивание губ обнаружило ее волнение; она узнала Париса.

Она притворно зевнула, заметив, что теперь ей было бы приятнее спать, чем любоваться пляской.

Парис также не скрывал своего неудовольствия под пристальным взглядом врага, и, когда император в нерешительности замолчал, юноша осмелился попросить, чтобы его отпустили, потому что он смертельно устал.

Император, видя, как ускользает от него роковая тайна, обратился к Домиций.

— Попытай счастья, дорогая, — сказал он непринужденным тоном. — Из-за бессонницы я позвал этого юношу, чтобы он развлек меня, но Парис отказывается танцевать; попроси его ты, может быть, он скорее исполнит твое желание.

Молодой актер закусил губы, и, когда Домиция с величественным и благосклонным видом сделала несколько шагов в его сторону, он отступил назад, бросая на императора умоляющие и недовольные взгляды. Действительно, вид Домиций, которая с притворной робостью и вкрадчивой лаской просила Париса доставить ей удовольствие своим искусством, внушал артисту такое отвращение, что оно проступило на лице.