Неразумная обезьяна - [97]

Во многих религиях и верованиях сложная природа земной жизни представляется как доказательство присутствия замысла, обычно замысла божественного. Этот телеологический аргумент, или аргумент к замыслу, имеет долгую историю; самую раннюю из записанных версий обсуждал еще Сократ, но и в то время данная идея уже была древней. В Средние века креационизм был столпом христианской веры; этот постулат утверждался через слова апостола Павла. Христианский философ тринадцатого века Фома Аквинский даже выставил его как один из пяти логических аргументов в пользу бытия Бога. Для пропитанных богословием средневековых умов это было единственно возможное объяснение невероятного многообразия жизни, чудесной и величественной сложности, с какой все это существовало и работало. В обилии жизненных проявлений и в их изяществе люди видели отпечаток божественного мастерства великого ремесленника.

Несмотря, однако, на внешнюю привлекательность, логика таких воззрений изрядно хромает, и ее изъяны были на протяжении столетий вскрыты многими философами, включая, к примеру, шотландца Дэвида Юма. Последним козырем телеологической аргументации всегда выступало неисчерпаемое разнообразие природного мира, который, конечно же, не мог возникнуть сам по себе, без предварительного плана. Однако на закате девятнадцатого века эволюционная теория Дарвина ликвидировала потребность в какой-то внешней силе, способной на акт творения, и показала, что окружающий мир и его природа сами являются тем тиглем, в котором с течением времени дифференцируются старые и образуются новые биологические виды: сложность всего живого на Земле не нуждается в божественном мастере.

Сама эволюционная теория о Боге умалчивает, но для библейских буквалистов она до сих пор остается невыносимым оскорблением. В начале двадцатого века Америка была свидетелем растущего раскола между модернистами и фундаменталистами в Пресвитерианской церкви. Учение об эволюции стало истинным камнем преткновения, ибо фундаменталисты рассматривали теорию эволюции как непростительное отступничество, а, например, Уильям Дженнинг Брайан так и вовсе считал борьбу с ней своей личной вендеттой. Бывший член Палаты представителей, он трижды выставлял свою кандидатуру на президентских выборах от демократической партии. После третьего поражения он вновь обратился к вере, убежденный, что теория эволюции есть оскорбление Бога. Взгляды Брайана были достаточно маргинальны, и поддерживали его не многие. Воевать с собственной церковью он, разумеется, не мог, однако же его политического влияния достало, чтобы лоббировать свои идеи в конгрессе штатов. Несколько штатов послушно запретили преподавание теории эволюции на десятилетия; в штате Теннесси запрет был отменен лишь в 1967 году.

Конца образовательной цензуры должно было, казалось, хватить для разрушения твердыни креационизма. Видимо, так бы оно и случилось, если бы в середине восьмидесятых годов профессор права Филипп Джонсон внезапно – после драматичного развода – не уверовал, не пережил просветления и не создал движение Разумного замысла (РЗ). Слово “разумный” в названии звучит как оксюморон, так как это движение является все тем же старым добрым креационизмом, рядящимся в научные одежды. Тем не менее оно набирало силу, и в 1990 году его вожди основали “Институт открытия”, который должен был заняться “наукой, соответствующей христианским и теистическим убеждениям”.

Для достижения этой цели создатели движения и института разработали “стратегию клина”, который следовало вогнать в публичный дискурс. Их главной задачей было представить теорию эволюции как всего лишь одну из множества других теорий, а значит, настоять на правомерности признания их собственных идей как равно содержательных и достойных преподавания в учебных заведениях. Для людей доверчивых и ничего не подозревающих такая позиция могла показаться разумной: теория эволюции – это же “просто” теория, так, собственно, почему она претендует на особый статус? Однако само слово “теория” чревато двусмысленностью, а его значение зависит от контекста. В разговорном английском этим словом можно обозначить в том числе и простое предположение, иными словами – гипотезу. Однако в научном словоупотреблении термином “теория” обозначают лишь проверенную гипотезу, которая не только наилучшим образом объясняет все наблюдаемые данные, но и обладает, если можно так выразиться, “предсказательной” силой. Научная теория – это не некое предположение, это – нечто придирчиво проверенное и подкрепленное многочисленными свидетельствами и доказательствами. Эволюция – это “просто” теория в том же смысле, в каком “просто” теорией является теория об инфекционной природе заразных болезней или теория относительности: теория эволюция является общепринятым научным объяснением природных явлений, подкрепленным убедительными доказательствами.

“Институт открытия” весьма ловко объединил эти два разных определения, надеясь, что ложная эквивалентность послужит опорой для их религиозной философии. Кампания, проводимая под лозунгом “Учить искусству дискуссии”, была жестко раскритикована Американской ассоциацией за прогресс науки, потому что она призывала к сфабрикованному, искусственному диспуту, для которого нет ни малейших оснований. Еще бы! Ведь его организаторы утверждали, будто теория эволюции противоречива с научной точки зрения. Сведения о “стратегии клина” просочились в Сеть в 1999 году, но, несмотря на это, руководство школьного округа Довер одобрило преподавание в местных школах теории Разумного замысла – наряду с теорией эволюции. Это продолжалось до 2005 года, когда было принято судебное постановление об абсолютной недопустимости и неоправданности преподавания лжеучения на равных с научной теорией.