Неразумная обезьяна - [56]

Однако отсутствие всякого научного обоснования ничуть не мешает этой честной компании несведущих диванных экспертов. Они распространяют свои комментарии по всему миру, стараясь принизить и опорочить науку о климате. Климатологи очень и очень часто становятся мишенями их нападок, как и журналисты, сообщающие об открытиях ученых. Ограничься это страстное, клокочущее презрение маргинальным миром интернет-форумов, все было бы не так страшно, но беда в том, что такое же отношение к науке начинает проникать и в прессу. Редакционная политика множества таблоидов является откровенно нигилистической. Особенно отличается на этом поприще газетная империя Мердока, которая с особой яростью отрицает реальность.

Раскол по вопросам климата наиболее бросается в глаза в политике, причем нигилисты с удручающей частотой начинают занимать по всему миру высшие государственные должности. В 2009 году австралийский премьер-министр Тони Эбботт объявил климатические изменения “полной ерундой”. В Великобритании сторонники Партии независимости Соединенного Королевства и даже некоторые консерваторы пытаются преуменьшить значение климатических изменений. Несомненно, однако, что сильнее всего политический нигилизм в этом отношении проявляется в Соединенных Штатах, где проведенное в 2016 году исследование показало, что треть членов Конгресса является климатическими нигилистами. Республиканская партия – это уникум среди всех консервативных партий мира, ибо она откровенно заявляет о своем отрицании климатических проблем. Некоторые республиканцы, такие, к примеру, как сенатор Джим Инфоу[36], утверждали даже, что заявления о климатических изменениях – это заговор ученых, жаждущих получить гранты на исследования. Однако самой экстравагантной является, пожалуй, позиция республиканского президента Дональда Трампа, настаивающего на том, что глобальное потепление – это заговор китайцев, стремящихся подорвать американскую промышленность.

Как же нам, учитывая всю весомость научных доказательств, опровергающих эти измышления, ответить на вопрос, почему они отличаются такой живучестью и пользуются явной и непоколебимой поддержкой? По наивности мы, пожалуй, могли бы предположить, что дело в недопонимании сложившейся ситуации. (Ведь неуклонное повышение среднегодовой температуры действительно может парадоксальным и необъяснимым образом прерываться короткими вспышками холода.) С подобным недопониманием можно справиться очевиднейшим образом: более ясно, более четко и как можно чаще перечислять детали научных исследований. Проблема, однако, заключается в том, что такой наш благонамеренный подход основан на предположении, будто все дело в информационном дефиците и будто публика делает свои выводы на основании баланса доказательств. Но, как мы уже видели, если мотивация активного и энергичного протеста носит идеологический характер, то разумный и спокойный подход неизбежно терпит неудачу.

В последнее время становится все более очевидным, что наука отвергается не по разумным мотивам, а по мотивам идеологическим. Климатический нигилизм чаще присущ людям политически консервативным, придерживающимся традиционных ценностей. Роль идеологии в принятии или отрицании научной климатологии привлекла внимание ученого Стефана Левандовского и его коллег. В своей статье с поразительным названием “НАСА сфабриковало высадку на Луну – следовательно (климатическая) наука – это обман: анатомия мотивированного отторжения науки” они утверждают, что поборники конспирологического мышления склонны отвергать все научно обоснованные доводы, в то время как те, кто отличается идейным консерватизмом или следует мировоззрению адептов свободного рынка, склонны отвергать лишь такие научные данные, которые предполагают регулирующее властное вмешательство, например, данные климатологии.

Эта закономерность проявляется настолько часто и регулярно, что характерные для того или иного политика взгляды могут служить предиктором его климатического нигилизма. Нет, таким образом, ничего удивительного в том, что избиратели и политики, не верящие в изменение климата, группируются в консервативной части политического спектра и отличаются обостренной верой в идеологию свободного рынка. Есть и еще одно свидетельство, позволяющее предполагать, что чем безогляднее некто верит в свободный рынок, тем больше шансов, что он будет оспаривать глобальное потепление[37]. Например, люди, не верящие в возможность регулирования рынка, воспринимают само существование климатических изменений как вызов своей идеологии. Если они не являются нигилистами, то согласие с тем, что деятельность человека может иметь последствия для других людей, представляет для них когнитивную трудность, вынуждающую их исправлять нюансы личной философии. Для многих более простым способом приглушить интеллектуальный дискомфорт является уход в откровенное отрицание с игнорированием неопровержимых доказательств, вступающих в конфликт с укоренившимися убеждениями, или с нападками на них.

Климатические изменения колеблют глубокую веру тех, кто придерживается идеологии абсолютно свободного рынка. Дело в том, что согласие с тем, что климатические изменения являются рукотворными, влечет за собой согласие с нивелирующими эти изменения действиями, необходимость которых неумолимо вытекает из первого признания. Но такой демон регулирования по-настоящему страшит многих либертарианцев. Учитывая, что климатические изменения касаются всех и каждого, согласны они с этим или нет, нерегулируемое использование природных ресурсов посягает на чужие права собственности, что делает его идеологическим эквивалентом нарушения. Следовательно, рушится карточный домик прав собственности. Столкнувшись с этой идеологической дилеммой, некоторые поборники свободного рынка разрешают неизбежный когнитивный диссонанс простым отрицанием существования климатических изменений, а не признанием того факта, что аксиому, которой они придерживались, следует пересмотреть.