Неразгаданное - [2]

Лейн закатила глаза.

— Спасибо, конечно, за беспокойство, но я сама позабочусь о своей личной жизни.

Пайпер подбоченилась.

— После доктора Стивенса вы ни с кем не встречались.

Тьфу. От одного упоминания имени бывшего коллеги Лейн подурнело. Доктор Эван Стивенс был ее огромной ошибкой. Высокий, красивый и, ясное дело, достигший высот в карьере преподавателя античной истории.

Он был милым и интеллигентным. Им нравились одни и те же рестораны. В сексе Стивенс звезд с неба не хватал, но был вполне неплох, и Лейн искренне верила, что сможет его полюбить. Больше всего она хотела, чтобы можно было совместить всё — работу и разъезды, любящего мужа и собственную семью. Ей хотелось такой любви, какая была у ее родителей, но еще и карьеры, о которой они для нее мечтали.

Возможно, именно поэтому Лейн оказалась слепа к тому факту, что Эван — всего лишь придурок в дорогом костюме.

Она пренебрежительно отмахнулась.

— Я же говорила тебе, что не желаю слышать имя этого человека.

— Знаю, что вы, ребята, плохо расстались…

Ха. Пайпер не знала и половины всего. Украв у Лейн часть исследований, он присвоил их себе, а после имел наглость заявлять, что она плоха в постели. Идиот.

— Давай, — сказала Лейн. — Съезди в оазис, понежься в источниках, расслабься. Завтра тебе предстоит вкалывать на палящем солнце.

— Не напоминайте, — застонала Пайпер, но Лейн видела в глазах молодой женщины предвкушение.

Она видела точно такое же каждый день в зеркале. Находясь на раскопках, Лейн всегда была такой. Раскрыть часть истории…она никогда не смогла бы описать, на что похоже это чувство. Соприкоснуться с чем-то, что сделано кем-то за тысячи лет до твоего рождения. Раскрыть тайны и попытаться воссоединить их с мировой историей. Попробовать узнать то, что поможет лучше понять человечество.

Лейн считала это бесконечно захватывающим. Лучшая работа в мире. Отослав Пайпер, она направилась в палатку хранения, полотно на входе которой было все еще приподнято и подвязано сверху. Внутри было немного прохладнее, нежели на улице. Теперь, когда солнце село, температура упала еще ниже. Ночи в пустыне, даже весенние, были холодными. Лейн стоило добраться до походного душа и ополоснуться до того, как станет слишком холодно.

Она потеряла счет проведенным ею раскопкам. В джунглях, в пустыне, в городах, на берегу океана. Лейн не заботило, где именно, лишь бы преодолеть трудности и получить острые ощущения от раскрытия тайн прошлого.

Она щелкнула выключателем работающего от аккумулятора фонаря, висящего на стене палатки, где рядами стояли самодельные полки. Большинство из них пустовало в ожидании сокровищ, которые археологи просто обязаны были обнаружить. На первом стеллаже уже стояли в линию черепки глиняной посуды, керамические амулеты и выточенные из камня фигурки. Но больше всего Лейн интересовала закрытая коробка на нижней полке.

Быстро нажав на кнопки кодового замка, она подняла крышку. «Боже». Лейн благоговейно погладила ушебти, золотая поверхность которого сверкала в свете фонаря. Родителям было бы приятно узнать, что это находка их дочери.

Амулет все еще представлял собой горсть обломков, но как только он окажется в лаборатории Каира, кто-нибудь его склеит. Коренастый золотой скарабей как раз уместился бы в ладони. Затем Лейн бережно достала маленькую статуэтку в форме собаки. Будучи немного меньше скарабея, она изображала животного с телом тонким, словно у борзой, и длинным поднятым вверх хвостом, заканчивающимся наподобие вилки. Лейн не сомневалась, что это тотемное животное египетского бога Сета. Она погладила иероглифы на теле собаки и символы, обозначавшие «Зерзура».

К сожалению, ни один из этих иероглифов не имел смысла. Лейн работала над ними много часов, но символы были тарабарщиной.

У нее за спиной раздался шум. Шарканье подошв по песку. Обернувшись, Лейн задалась вопросом, кто еще остался в лагере, но тут ей в лицо прилетел кулак. Боль пронзила щеку, и Лейн вскрикнула. От силы удара она растянулась на полу, а амулет выпал из ее пальцев.

Лейн никак не могла придти в себя и лежала на песке, пытаясь оправиться. Лицо пульсировало болью, и она слышала голоса, говорящие на арабском языке.

В поле зрения появился черный ботинок, а затем чья-то рука подняла статуэтку.

Сглотнув, Лейн попыталась заставить свой мозг работать, но тогда услышала еще один голос. Глубокий, с прорезывающимся британским акцентом, и такой холодный, что в жилах стыла кровь.

— Пошевеливайтесь. Я хочу покончить с этим. Быстро.

Лейн видела, как в палатку вошло еще больше людей, все в черных балаклавах[2]. Они начали хватать с полок экспонаты и засовывать их в холщевые мешки.

— Нет, — в голове Лейн это было громким возмущенным криком, но на самом деле с ее губ слетел лишь тихий шепот.

— Забирайте все, — сказал позади нее холодный голос.

«Нет». Она не позволит грабителям украсть артефакты. Это ее находки, и ей нужно их сберечь.

Лейн поднялась на четвереньки.

— Остановитесь, — повернувшись, она пнула ближайшего мужчину в колено, отчего он вскрикнул и завалился на бок.

— Неа, — перед Лейн появился человек с холодным голосом, но все, что ей было видно — его начищенные черные ботинки.