Неразгаданная - [29]

Шрифт
Интервал

Через час после ухода иностранцев, отец и Андрей Игоревич вызвали Риту к себе. С непроницаемым лицом девочка вошла в прокуренный кабинет.

— Присаживайся.

Голос отца звучал серьезно, но мягко.

— Ну? — Рита не могла сдержать раздражения.

— Хочу тебя обрадовать и немного огорчить. С чего начать? — Андрей Игоревич смотрел мимо Риты и с удовольствием затягивался сигарой.

— Продолжайте. То есть, я хотела сказать, огорчайте.

Отец рассмеялся.

— С завтрашнего дня тебе предстоит принципиально другой уровень работы. Это большая ответственность, несколько большие деньги, но очень большой риск.

— Чем я должна буду заниматься? — в глазах Риты мелькнули огоньки заинтересованности.

— Ну, дай же ж он тебя обрадует сначала, чего ты сразу о грустном, — рассмеялся отец.

— Рита, за испытательный срок работы, за прошедший месяц, ты проявила себя как человек довольно скрытный, замкнутый, исполнительный и… оригинальный. Последний шаг в моей проверке было сегодняшнее шоу. Надеюсь, ты не обиделась, понимая, что я опрокинул эту чашку в качестве демонстрации гостям дисциплины в нашей фирме.

Рита позволила себе иронично усмехнуться. Она сидела, закинув ногу на ногу, слегка откинувшись в кресле, рыжая челка слегка прикрывали ее яркие глаза. Всем своим видом Рита хотела показать, что вот мол, я вас, конечно, простила, но больше подобного обращения с собой я не позволю. “Я человек, в конце-то концов”,— подумала она.

— Так вот, ты действительно, как и говорил мне когда-то твой отец, вполне подходишь для определенного вида работы. Рассказываю. Есть ряд людей, встречаться с которыми ни мне, ни твоему отцу, совершенно не обязательно. На встречи будешь ходить ты, выполняя строго отпущенные нами инструкции и никогда, это одно из главных условий, никогда не задавая нам ни одного вопроса. Ясно?

— Что я должна буду делать на этих встречах?

— Каждый раз разное.

— Ритуль, неужели ты своей глупенькой головкой не можешь понять, что ничего плохого я тебе не посоветую?

— Ну, как, в принципе я, конечно, понимаю…

— Доча, не дрейфь! Прорвемся! Если мы с тобой беремся за какое-то дело, значит справимся.

— Дед Олег говорил так же, и умер в конечном итоге.

При упоминании о деде Олеге отец помрачнел. Не то, чтоб он очень тяжело переживал смерть своего родителя, но совесть не давала ему покоя. Он ведь даже не подумал хоть раз звякнуть в Лобытнанги… Он не звонил, ни дочери, ни отцу…

Новая работа казалась интересной. Встречаться Рита должна была с музыкантами, отец называл это смешным словом “курировать”. “Ты будешь курировать эту, эту и эту группу” — говорил он. Всего таких “подшефных” групп у Риты было четыре. Две панк-роковые команды, из четырех человек каждая, одна команда, якобы играющая джаз и два очень неплохих звукорежиссера, зарабатывающие себе на жизнь крутя дискотеки, а в свободное от этого время совместно играющие в группе. Пока в Ритины обязанности входило подойти к каждому из них и аккуратно, так, чтоб не видели остальные, передать маленькую, тщательно запечатанную коробочку. Что в этих коробочках Рита понятия не имела, да и не важно ей это было, небось, музыканты должны были передавать это куда-то дальше, а там за эти коробочки платили бы деньги… В том, что она совершает что-то незаконное, сомнений быть не могло, но и это тоже ничуть не пугало Риориту. Перед каждой Ритиной “встречей”, девочку переодевали до неузнаваемости, подстраивая под ту “среду”, в которой ей надо будет общаться, строго настрого запрещали ей говорить лишнее и вместе с Сашенькой, вроде как другом, на самом деле телохранителем, отправляли в нужное место. Все происходящее попахивало сумасшедшими детективами и страшно нравилось Рите.

“Сегодня меня отправляют на открытие клуба. Здесь будет играть много разных команд, о некоторых я даже никогда не слышала, что довольно удивительно… Хозяин клуба — араб — один из тех, приехавших к Андрею Игоревичу так неожиданно и при которых было пролито кофе. Немного волнуюсь за своих ребят — это их первый выход на широкую публику. Сегодня моих двое — Алик с Димкой крутят дискотеку, а “Фрии Крэйзи” играют.

Пришли, конечно же, за час до открытия, Слава богу, охранник узнал меня и, шепнув на ухо напарнику мою фамилию (и чего они все так странно реагируют на моего папика), изобразил выражение учтивости, которое совсем не сочеталось с его лицом убийцы-циника, нас пропустили. Алик с Димкой уже были здесь. Сашенька многозначительно присвистнул, оглядывая внутренности клуба.

— Надо же, выстроили, а?

— По-моему тоже неплохо, — я сочла нужным согласиться.

— А еще два месяца назад здесь была обувная фабрика.

— А ты откуда знаешь?

— Интуиция, — подобные ответы означали, что Саньке захотелось сменить тему. Я уже устала от его дурацкой манеры обрывать разговор. Хотя неправильно, уставать. Такой уж у него имидж. Должна принимать его таким, как он есть. Напарник как-никак. Знать бы ещё напарник по какому бизнесу…

Алик с Димкой потащили к пульту свои чемоданы. Несмотря на навороченность здешней техники, ребята приволокли откуда-то кучу своей аппаратуры. А Обстановка здесь действительно шикарная! Зеркала, стильная мебель, высокие стульчики у стоек, все такое черно-белое, строгое, приятно. Примчался Алик, злой, как собака, принес пиво.


Еще от автора Ирина Сергеевна Потанина
Смерть у стеклянной струи

…Харьков, 1950 год. Страну лихорадит одновременно от новой волны репрессий и от ненависти к «бездушно ущемляющему свободу своих трудящихся Западу». «Будут зачищать!» — пророчат самые мудрые, читая последние постановления власти. «Лишь бы не было войны!» — отмахиваются остальные, включая погромче радио, вещающее о грандиозных темпах социалистического строительства. Кругом разруха, в сердцах страх, на лицах — беззаветная преданность идеям коммунизма. Но не у всех — есть те, кому уже, в сущности, нечего терять и не нужно притворяться. Владимир Морской — бывший журналист и театральный критик, а ныне уволенный отовсюду «буржуазный космополит» — убежден, что все самое плохое с ним уже случилось и впереди его ждет пусть бесцельная, но зато спокойная и размеренная жизнь.


Преферанс на Москалевке

Харьков, роковой 1940-й год. Мир уже захлебывается войной, уже пришли похоронки с финской, и все убедительнее звучат слухи о том, что приговор «10 лет исправительно-трудовых лагерей без права переписки и передач» означает расстрел. Но Город не вправе впадать в «неумное уныние». «Лес рубят – щепки летят», – оправдывают страну освобожденные после разоблачения ежовщины пострадавшие. «Это ошибка! Не сдавай билеты в цирк, я к вечеру вернусь!» – бросают на прощание родным вновь задерживаемые. Кинотеатры переполнены, клубы представляют гастролирующих артистов, из распахнутых окон доносятся обрывки стихов и джазовых мелодий, газеты восхваляют грандиозные соцрекорды и годовщину заключения с Германией пакта о ненападении… О том, что все это – пир во время чумы, догадываются лишь единицы.


Фуэте на Бурсацком спуске

Харьков 1930 года, как и положено молодой республиканской столице, полон страстей, гостей и противоречий. Гениальные пьесы читаются в холодных недрах театральных общежитий, знаменитые поэты на коммунальных кухнях сражаются с мышами, норовящими погрызть рукописи, но Город не замечает бытовых неудобств. В украинской драме блестяще «курбалесят» «березильцы», а государственная опера дает грандиозную премьеру первого в стране «настоящего советского балета». Увы, премьера омрачается убийством. Разбираться в происходящем приходится совершенно не приспособленным к расследованию преступлений людям: импозантный театральный критик, отрешенная от реальности балерина, отчисленный с рабфака студент и дотошная юная сотрудница библиотеки по воле случая превращаются в следственную группу.


Пособие для начинающих шантажистов

Иронический детектив о похождениях взбалмошной журналистки. Решившая податься в политику бизнес-леди Виктория становится жертвой шантажиста, с которым встретилась в Клубе знакомств. Тот грозит ей передать в прессу фотографии, компрометирующие начинающую политикессу. А это, понятное дело, не то, что ей нужно в начале карьеры на новом поприще. Однако негодяй не знает о том, что у Виктории есть верная и опасная подруга — предприимчивая журналистка Катя Кроль. Виктория просит Екатерину разоблачить негодяя, но уверенной в себе барышне придется столкнуться с непростым противником…


История одной истерии

В молодежном театре «Сюр» одна за другой исчезают актрисы: Лариса, Алла и Ксения. Все они претендовали на главную роль в новом спектакле. Интересное дело, как раз для детективного агентства, которое занимается нестандартными расследованиями. Но главный сыщик Георгий страдает ленью и «звездной болезнью», и за дело берется его невеста Катя Кроль. Ей удается выяснить, что Лариса и Алла были влюблены в одного и того же человека. А что, если это как-то связано с их исчезновением? Неожиданно Ксения возвращается сама и просит Катю никому не говорить о том, что расскажет ей…


Русская красавица. Кабаре

Вторая книга цикла "Русская красавица". Продолжение "Антологии смерти".Не стоит проверять мир на прочность — он может не выдержать. Увы, ни один настоящий поэт так не считает: живут на износ, полагая важным, чтобы было "до грамма встречено все, что вечностью предназначено…". Они не прячутся, принимая на себя все невозможное, и потому судьбы их горше, а память о них крепче…Кабаре — это праздник? Иногда. Но часто — трагедия. Неудачи мало чему учат героиню романа Марину Бесфамильную. Чудом вырвавшись из одной аферы, она спасается бегством и попадает… в другую, ничуть не менее пикантную ситуацию.


Рекомендуем почитать
Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.


Сорок тысяч

Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.


Голубь с зеленым горошком

«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.