Нераздельные - [120]

— А тележку с напитками прикатишь? — куражится Коннор.

Воздушное судно взмывает вверх с места, словно вертолет; двигатели издают лишь еле слышный гул. Затем машина, набирая скорость, устремляется на восход. Риса, все еще без сознания, безвольно обмякает в кресле; от падения ее удерживают лишь ремень безопасности и плечо Коннора. Сидящий напротив «костюм», похоже, весьма доволен собой. Коннор раздумывает, как бы это ему исхитриться и, будучи в наручниках, выбросить мужика из самолета. Но «костюм» вдруг произносит:

— Поздравляю — вы под защитой федерального правительства. Нам пришлось забрать вас на всякий случай, из опасения, как бы Инспекция по делам молодежи не сцапала вас раньше.

Коннору требуется некоторое время, чтобы осмыслить услышанное.

— Подождите… так вы не юнокопы?

— Будь мы юнокопами, вы бы уже были мертвы.

Коннор недоверчиво прищуривается:

— Если я под защитой, то почему вы надели на меня наручники?

«Костюм» криво усмехается:

— Потому что я доверяю тебе еще меньше, чем ты мне.

Он представляется как специальный агент Арагон, привычным жестом демонстрируя значок агента ФБР, как будто для Коннора это сейчас имеет какое-то значение.

— Мы тебе не враги, — говорит Арагон.

— Как раз так враги всегда и говорят.

Арагон пристально вглядывается Коннору в глаза. Такое впечатление, будто хочет сделать то, что не удалось Нельсону — забрать их себе.

— Ты веришь в демократию, Коннор?

Такого вопроса юноша не ожидал.

— Когда-то верил. Я верю в ее принципы, в то, как ей положено работать.

— Демократия всегда работает как ей положено, — возражает Арагон. — Все скулят и грызутся друг с другом, пока кто-то один не одержит верх — вот что такое демократия. — Он достает планшетник и чиркает пальцем по экрану, пока не находит нужное. — На сегодняшнее утро сорок четыре процента американцев готовы отвергнуть идею расплетения.

— Все равно это не большинство.

Арагон приподнимает брови.

— Ты не видишь общей картины. — Он разворачивает планшетник к Коннору. На экране круговая диаграмма. — Сегодня утром количество поддерживающих расплетение упало до рекордно низкой отметки — тридцать семь процентов. Девятнадцать процентов «не уверены». К твоему сведению: девятнадцать процентов НИКОГДА не будут уверены. Из чего следует, что в результате всей грызни и скулежа верх одержала одна сторона, и эта сторона — ты, Коннор.

Арагон натянуто улыбается и подмигивает ему.

Коннор никогда не доверял людям, которые подмигивают.

— Вот так, значит, все просто?

— Уж кто-кто, а ты-то должен бы знать, что это вовсе не просто.

Тут он прав. Стоит Коннору подумать о том, через что ему пришлось пройти — и все его шрамы, как видимые глазу, так и невидимые, начинают ныть.

— Многие прекрасно понимают, что ты — далеко не Мейсон Старки. Так что, считай, этот психованный ублюдок оказал тебе услугу. На тебя смотрят теперь как на меньшее из двух зол.

При мысли о вожаке аистят Коннор едва не извергает наружу то немногое, что успел съесть за завтраком.

— Старки мертв, — сообщает он Арагону. — Я убил его.

Тот вглядывается в Коннора — не шутит ли.

— Надо же, какое разочарование для тех, кто хотел сделать это собственноручно.

Риса наваливается на плечо Коннора, но он подозревает, что она будет в отключке еще минимум час, а то и больше, в зависимости от силы транка. Коннор неловко двигает плечом, чтобы усадить подругу ровно, потом протягивает Арагону руки. Пусть снимет наручники, он тогда сможет держать Рису по-человечески.

— Снимем, когда придет время, — бросает Арагон. И снова Коннор ощущает, как тот напрягся. — Да ты, кажется, не догадываешься, что тебе предстоит?

— Я никогда не знаю, что со мной стрясется в следующий момент. Пару-тройку недель назад я существовал в виде четырех десятков кусков, а сейчас я целый. Десять минут назад я сидел на кухне, а сейчас лечу в небесах. Скажите мне, что я отправляюсь на луну, и это меня не удивит.

— Что там луна! — восклицает Арагон. — Если вы с мисс Уорд переживете этот день, то образуете свои собственные созвездия. Теперь, когда «Граждане за прогресс» торпедированы и пошли ко дну, а в дело вступают орган-принтеры, весь мир изменится. Ты будешь поражен, сколько у вас вдруг появилось высокопоставленных друзей.

— Не нужны мне такие друзья!

— Очень даже нужны. Потому что еще много тех, кто по-прежнему жаждет твоей крови. Но паразиты могут защитить тебя от хищников.

Это уж чересчур. В голове не укладывается. Как будто различные части его исцеляющегося мозга стараются отторгнуть друг друга.

— Слушай, кто ты такой? — спрашивает Коннор.

— Я говорил — заурядный агент ФБР. Но как и всякий, стремлюсь достигнуть большего.

— Ты, значит, мой первый паразит.

Арагон опять подмигивает.

— Начинаешь схватывать.

Самолет потряхивает. Коннор выглядывает в иллюминатор и видит, что земля исчезла за пеленой облаков.

Арагон бросает взгляд на часы.

— Там, куда мы летим, девять утра. До одиннадцати должны успеть.

— А куда мы летим?

Арагон отвечает не сразу. То напряжение, что интуитивно ощутил в нем Коннор, начинает проявляться более явственно. Еще чуть-чуть — и мужик начнет обливаться потом.

— Не знаю, в курсе ты или нет, — произносит Арагон, — но арапачи вместе с остальными племенами готовятся объявить войну. Во всех больших городах беспорядки. Мы на пороге такой разборки, в сравнении с которой Глубинная война покажется легкой домашней перепалкой.