Неразделимые - [76]

Прошелся он несколько раз по базарной площади из конца в конец и обратно, как это водится у крестьян, которым надо провести время, а никакого дела нет — вот они и отправляются шататься по базару. Идет неторопливо, нога за ногу, руки за спиной, сразу видно, что крестьянин ничего не продает и ничего не покупает, и кажется, будто он переделал все свои дела и ему осталось только одно: измерять глазами и ногами базарную площадь. На нем ослепительно белая рубаха, и даже издали каждый мог видеть, что она из хлопка. Все, кто останавливался посмотреть на него, одного-единственного на базаре в хлопковой рубахе, решили, что крестьянин надел ее назло каймакаму и французам и что лучшего места, чем базарная площадь, для того, чтобы походить во французском хлопке, он не нашел. Дивились люди, как он на такое осмелился, когда все сняли с себя хлопок и напялили посконь или бязь, и пришли к выводу, что одно из двух: либо этот крестьянин смелый сверх всякой меры, либо сумасшедший, а если ни то ни другое, значит, третье: не знает он еще о гонении на тех, кто крал французский хлопок, и что ежели его поймают в этой рубахе, он головой заплатит за все другие рубахи из хлопка и за всех гайдуков. Посмотрели люди на чудака и вернулись к своим делам: пускай себе и дальше меряет базарную площадь, хотя в душе пожалели бедолагу: поймают в этой рубахе, ведь измеряют ему всю спину палками!

Первым на крестьянина набросился базарный стражник Юсуф. Белизна рубахи из французского хлопка пронзила этого Юсуфа, как стрела, и он кинулся стрелой на эту белизну: он схватил крестьянина за шиворот и крепко сжал и ворот и шею. Проделал это он так, будто Франция и Босния смотрят на него и наущают держать пойманного крепче, и он держал-таки мошенника со всей силой, на которую был способен, и Франции вкупе с Боснией отвечал: «Это ему за хлопок, это ему за его рубаху!» Он словно хотел удавить крестьянина прямо здесь, посреди площади, пускай, дескать, видят люди, что ждет того, кто крадет французский хлопок. Впрочем, за кражу хлопка и полагалось удушить, а стражник был тем человеком, который обычно приводил приговор в исполнение. Эта же казнь могла свершиться и без приговора, поскольку приговор похитителям хлопка заранее был объявлен.

Сбежался народ поглазеть, что делает стражник с крестьянином, а Юсуф уже больше не из-за рубахи, а для публики все сильнее сжимал шею своей жертвы: удушить мужика было нетрудно, оказался он на редкость хлипким, небольшого росточка, сгорбленный и тощий. Это был бедный житель Витеза, из-под Травника, однако на нем была добротная новая рубаха, к несчастью, из французского хлопка.

Продемонстрировав толпе, какую власть имеет стражник над похитителем французского хлопка, Юсуф раздел крестьянина и приказал ему в одной рубахе стоять на глазах всего базара, молчать, не двигаться и отвечать только на его вопросы. Прежде всего он спросил, как его имя.

— Бейтулах, — ответил крестьянин.

— Откуда ты, Бейтулах?

— Из Витеза.

— А откуда у тебя эта рубаха?

— Из Египта…

— И как же это ты, Бейтулах, добрался до Египта и купил себе рубаху из хлопка? — насмешливо спросил Юсуф.

— Никуда я не добирался, — ответил Бейтулах. — Дети пошли и насобирали хлопок с кустов, а жена спряла его и соткала. А потом сшила рубахи: мне — одну, вот эту, а детям — по две. Не знаю, за что ты меня хватал за горло.

— Чтобы ты сказал, откуда у тебя рубаха.

— О чем только меня в жизни ни спрашивали, но откуда у меня рубахи, никто никогда не интересовался. Говорю тебе: дети собрали хлопок, а не собери они — ветер развеял бы, — твердил свое Бейтулах.

— А ты знаешь, чей это хлопок? — спросил Юсуф.

— Слыхал, будто французский. Но тот, что на кустах, — ничейный; кто его первым соберет, тот и хозяин. Тот первым и рубаху из него наденет. Ну, что ты меня выставил всем напоказ в одной рубахе?

— Потому что ты украл французский хлопок.

— Не крал я — дети собрали. Зачем красть, когда его полно вдоль дорог, караваны идут, ветки выдирают, а дети собирают.

Юсуф не слушал его. Ему, базарному стражнику, не было никакого дела до истины: крал ли Бейтулах французский хлопок или нет, ему хотелось показать людям, какую силу имеет он, базарный стражник Юсуф, над пойманным преступником; если до сих пор базар не знал об этом, пусть теперь узнает и хорошенько запомнит.

Житель Витеза в рубахе из французского хлопка (а этого не скрывает сам задержанный) был для него прекрасным предлогом излить гнев маленьких людей, наделенных маленькой властью, которая тем сильнее, чем слабее жертва.

— Да ты взгляни на себя, какой ты недоросток! — наседал Юсуф на Бейтулаха.

— Бог не дал мне высокого роста, верно. Но такой я по воле божьей, — ответил Бейтулах.

— А ты знаешь, что из-за твоей куцей рубашки поссориться может Босния с Францией?

— Откуда мне знать? — удивился Бейтулах.

— Узнаешь, когда французы придут на эту самую площадь из-за тебя и из-за твоей рубахи! Они, Бейтулах, покупают в Египте хлопок не для того, чтобы одевать тебя в Витезе; вот придет завтра на это самое место француз и спросит: «Откуда у тебя рубаха из моего хлопка?» И что ты, Бейтулах, ему ответишь? Украл у него, скажешь.