Нераспустившийся цветок - [59]

Она сглатывает и ее грудь заметно поднимается при каждом тяжелом вдохе, когда она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Теперь ты не выходишь из дома, пока я не проверю надела ли ты белье.

Она пытается сбежать через другую дверь, но моя рука двигается вверх по ее ноге и она не может двинуться дальше.

— Ты понимаешь? — я проскальзываю средним пальцем в ее очень влажную киску.

Она делает быстрый вдох.

— Ты понимаешь? — говорю я более твердым голосом, когда проскальзываю в нее еще одним пальцем.

Ее глаза закатываются, и она кивает, испуская мягкий стон.

— Хорошо. Что касается твоей реплики о «несносном», я думаю, ты говорила о себе. Ты сводишь меня с ума — ты делаешь меня сумасшедшим, веселым сумасшедшим, сексуально возбужденным сумасшедшим… просто безумно сумасшедшим. Я думаю, ты хочешь, чтобы я отшлепал тебя.

Ее глаза быстро открываются.

— Я думаю, тебе нравится видеть, как далеко ты можешь меня подтолкнуть. Каждое слово, слетающее с твоих сексуальных губ, молит, чтобы я отреагировал. Поэтому, если я сплю на диване сегодня, будь уверена, что ты будешь подо мной, а мой член будет похоронен глубоко в тебе.

Другой рукой, я поднимаю ее платье до талии, она сгибает левую ногу, позволяя обуви упасть, затем ставит ступню на сиденье. Я ужасно твердый и умираю от желания оказаться внутри. Освобождая себя от трусов, я вытягиваю пальцы и направляю свой член в нее сильным толчком.

— Оли! — я заставляю ее замолчать своим ртом, она проскальзывает руками под мою рубашку и царапает кожу на спине.

Я закончил разговор. Я всегда молчу, когда нахожусь внутри нее. Я не могу говорить, я не могу думать, и с первого дня, как я положил на нее глаз, думаю, я ждал, когда смогу, наконец, дышать. Она — это тот самый момент, когда я падаю с неба и всплываю с глубины океана, она — это жизнь.

— О, боже, Оли, я так сильно тебя люблю!

Ее слова разжигают меня так, что я вбиваюсь в ее прекрасное тело, одурманенный ее прикосновениями, ее запахом, ее вкусом.

— Я тоже тебя люблю, братишка. Когда закончишь, я буду в своем грузовике ждать, чтобы ты дал мне выехать с подъездной дорожки.

Я замираю, это сделать легко, учитывая, что голос Ченса действует на нас, как опрокинутый ушат холодной воды. Тело Вивьен становится неподвижным, когда она зарывается лицом мне в шею.

— Убирайся, черт побери, отсюда! — я оглядываюсь, не осознавая, что забыл закрыть за собой дверь, когда Ченс поднимает руки.

— Наслаждайтесь. Я буду в грузовике, — он усмехается и идет вверх по подъездной дорожке.

— Дерьмо! — я так зол.

Вивьен начинает хихикать мне в шею, что постепенно перерастает в истерику. Я начинаю вставать.

— Что ты делаешь? — она оборачивает ногами мою талию, чтобы остановить меня.

— Что ты имеешь в виду, что я делаю? — как она может меня об этом спрашивать?

— Я не кончила.

— Мой брат только что застал нас занимающихся сексом на подъездной дорожке к дому моих родителей, а ты хочешь закончить? — не могу скрыть удивления в голосе.

— Да, хочу, — она целует меня и сжимает ноги сильнее вокруг меня.

— Нет! — я отстраняюсь. — Я не могу этого сделать. Мой брат сидит в своем грузовике и таращится на нас в зеркало заднего вида. Черт, он, вероятно, позвонил маме и попросил бросить пакет попкорна в микроволновку, чтобы есть его во время шоу.

— Ммм, попкорн тоже звучит хорошо, — она ослабляет свою смертельную хватку вокруг моей талии.

— Ты пьяна, не так ли?

Она натягивает платье по ногам, когда я застегиваю штаны и рубашку.

— Нет, может, слегка захмелела, но не пьяна, — она открывает дверь со своей стороны, выходит и машет рукой моему брату, когда обходит машину к пассажирской двери.

Я выбираюсь с заднего сиденья и жду, когда она сядет, чтобы закрыть за ней дверь, и показываю Ченсу средний палец. Я — идиот, она — проблема, а вместе мы… несносные!

Глава 16 Призраки

Вивьен

В наивном мире моей молодости мне нравится верить, что Оливер переехал обратно в Кембридж, чтобы встретить меня. Эта сказка околдовывала меня, даря ощущение, что нам каким-то образом предназначено было встретиться. На самом же деле, я знаю, что что-то плохое случилось с ним, когда он был в Портленде. Я люблю его, поэтому мне легко быть терпеливой. Тем не менее, по натуре я любопытный человек, поэтому неизвестность, неважно, насколько плохой она может быть, убивает меня.

Когда мы лежим рядом друг с другом в кровати, я чувствую, как он собирается с силами сказать мне что-то, возможно все. Затем, так же быстро, как этот момент приходит, он исчезает, оставляя меня гадать «когда». Когда он расскажет мне, что находится за той чертовой запертой дверью? Когда он расскажет мне, почему мы спим на плоском матрасе без подушек? Когда он расскажет мне, почему, имея гарвардское образование, проводит весь день, играясь в грязи и работая за гроши?

— Может, тебе нужно узнать у Алекс можно ли оставить здесь твою кровать, — говорит Оливер, когда мы осматриваем мою пустую комнату, за исключением детской односпальной кровати.

— Что, если мы ее разберем и будем хранить в твоей свободной спальне?

— У меня там уже есть кровать.

— Я имею в виду еще одну.

Он напрягается, глядя на кровать, затем разворачивается и спускается вниз.