Нераскаявшаяся - [8]

Он хороший, Пейре. Высокий и сильный, ему лишь восемнадцать, а он уже заслужил уважение среди горцев. Он такой же светловолосый, как и отец. Загоревший на солнце. Плечи широкие, как у дровосека. Ноги легко ступают по камням. На губах и во взгляде всегда играет легкая улыбка. Глядя на него, такого, Гильельма и сама никогда не могла удержаться от улыбки.

На улице, возле нижних домов, послышался шум. Доносились громкие женские голоса и смех. Азалаис и ее дочери быстро встали, а маленький Жоан испуганно убежал. Из–за поворота показались две женщины, одетые в пышные платья ярких расцветок. Старшая из них подошла к Азалаис, сердечно положила руки ей на плечи:

— Можем ли мы войти, моя добрая Азалаис?

Это была жена графского кастеляна, дама Беатрис, светлорусая, немного полноватая в своем голубом платье, слишком затянутом на талии и очень пышном в бедрах. Ее лицо с тонкими чертами, красивое как на картине, оттеняло пышность ее плоти, ее округлые плечи и густые волосы, искусно уложенные под белой вуалью. Гильельма глянула на свои собственные руки, худые и смуглые, на своё порыжевшее и вылинявшее платье из грубой ткани, наполовину из льна, наполовину из конопли, и толкнула в бок свою сестру Раймонду, лицо которой тоже выдавало недовольство. В это время ее мать, дама и ее компаньонка вошли в дом. Вскоре оттуда послышались голоса.

— Добрая Азалаис, как ты и говорила, моя дочь Фелипа стала совсем взрослой…

Гильельма невольно слушала обрывки разговора, время от времени доносившиеся до нее из глубин дома:

— Дама Беатрис, знали ли Вы когда–либо господ Пейре и Гийома Отье, в те времена, когда они еще были нотариусами в Аксе?

— Этот Пейре Отье составлял мой брачный контракт. Ты знаешь, он даже был поверенным у графа Роже Берната? А его брат Гийом танцевал на моей свадьбе. С тех пор прошло уже десять лет… Правда, он намного младше свого брата, и всё еще такой красивый мужчина… Видать, его жена Гайларда скучает за ним. А что касается доброго человека Пейре, то он стал седеть еще до того, как ушел в Ломбардию. Теперь он должен быть совсем уж в почтенном возрасте. Говорят, что он — человек редкого мужества…

Немного позже солнце уже поднялось высоко над землёй д'Айю, заливая лучами ее зеленые и золотые просторы, и людную, обширную деревню Праде, и маленькую Монтайю, домики которой теснились один над другим по склону ниже замка, сам замок, пеш Бессет, высящуюся над ним, и церковь святой Марии. Воздух источал ясное и живое тепло. Гильельма наконец уложила волосы своей сестре Раймонде и вплела в косы ленты. Сама она, с развевающимися по ветру локонами и в помятой юбке, подошла к дому, и не в силах устоять перед любопытством, заглянула внутрь. Она стояла в дверях и любовалась шелковым платьем дамы Беатрис, мерцающим в лучах солнца пронзительной голубизной, ее белой вуалью, ее украшенным бронзовыми подвесками поясом.

— Засиделась я у вас, Азалаис, — сказала Беатрис, выходя наружу со своей спутницей. — Пойду–ка, разомну ноги. Заодно зайду в церковь поставить свечу у алтаря святой Марии. Хочу попросить ее дать совет, как мне доставить удовольствие господину ректору… Хотя он сам сказал мне на прошлой неделе, что не стоит искать помощи у статуй святых в церквях, потому что они сделаны из дерева, кости и металла рукой человека и человеческими орудиями!

— Пейре Клерг слишком теряет голову, чтобы покрасоваться перед хорошенькими женщинами! — улыбнулась Азалаис. — Бьюсь об заклад, что вряд ли он повторит это так же отважно перед епископом в Памье.

ГЛАВА 3 ВЕЧЕРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ

Однажды у меня не было хлеба, чтобы дать детям, и я пришла к Азалаис попросить его. Я вошла в дом, и она дала мне небольшую мерку муки. В глубине комнаты я увидела нескольких людей и спросила ее, кто они такие. Она ответила мне, что среди них есть мой отец, еретик (Андрю Тавернье), и я, подойдя ко входу в комнату, заглянула внутрь, и увидела своего отца, а с ним Гийома Маури и Гийома Белота, сейчас уже умерших, которые разговаривали с ним…

Показания Бруны Пурсель, из Монтайю, перед инквизитором Жаком Фурнье (1320 год)

Была прекрасная летняя ночь, ветерок нёс прохладную свежесть и луна освещала всё вокруг. В деревне, несмотря на усталость, еще не спали. Молодежь собралась в доме у Бенета, который готовился к свадьбе, и по этому поводу намеревался приглашать гостей из самой долины Акса. Они допоздна пели песни. Мальчики из семьи Маури, Бернат и Раймонд, вместе с овцами и пастушескими собаками, лабритом и пату, спали на соломе на лугу над самой деревней. Они думали воспользоваться первыми часами утра, чтобы скотина могла есть свежую и росистую горную траву. Гийом был далеко, в лесу, с другими парнями из Монтайю. К концу недели он должен был вернуться с несколькими мулами, груженными дровами. Раймонд Маури сидел у входа в дом возле открытой двери. Рядом с ним, бледная в лунном сиянии, сидела его жена и жаловалась, как ему казалось, на какие–то мелочи. Мужчина терпеливо улыбался; со всей возможной для него нежностью он положил руку на живот Азалаис. Скоро подойдет ее срок. Наверное, луна ее раздражает. Азалаис вздыхала. Ах, этот Раймонд, добрый Раймонд, что он знает о тяжести, гнетущей души женщин? Оба замолчали. Он прислушивался.