Нераскаявшаяся - [16]

В сумерках церкви священник в своих ризах и роскошная светловолосая дама под вуалью молча обменивались взглядами, очарованные друг другом. Между ними ощущалась как–будто видимая волна взаимного влечения, а ребенок, не осознавая, что происходит и что с ним делают, плакал от окунания в холодную купель. На все вопросы священника за него разумно отвечали крестные. Наконец, священник начертал пальцем на лбу новорожденного крест во имя святой Троицы. Под тихие звуки музыки, Гильельма вспоминала слова доброго христианина Пейре из Акса: вот лоб, вот оба уха, это я хорошо вижу, а вот борода — с бородой сложность — маленький Арнот еще младенец, у него только подбородок. Пряча улыбку, девочка вышла из церкви. Она побродила немного среди могил в прохладной тени лип. Вдали, до самых Аргельеров, простиралась освещенная солнцем золотая стерня распаханного плато. Гильельма осмелилась пойти по уводящей в скалы дорожке. В раскаленных лучах летнего солнца белела скала Богоматери отар, украшенная развевающимися ленточками. Столько лет пастухи приводили сюда первых весенних ягнят и втыкали в землю свои посохи, благословленные священниками. Отец говорил, что так повелось издавна, еще с тех времен, когда не было Монтайю, ни церкви, ни хижин, ни замка, не было еще ни сеньора графа, ни крепостных, ни оброка, не было еще ни священников, ни добрых людей. Вот почему эта скала считается священной, и возле нее построена церковь, и возник такой обычай. Ведь так говорил ей отец? Настроение у Гильельмы было хорошее, ей хотелось всем улыбаться. Ей хотелось нравиться мужчинам и женщинам, священникам и пастухам. А почему бы не крестить овец во имя святой Троицы? Вот крутой лоб, вот рожки, а вот спутанная бородка у баранов? Девочка уселась возле раскаленных на солнце камней: скала была очень большая, выпуклая, покрытая мхом, выглаженная сотнями ног, изо всех сил стремившихся подобраться поближе к Богоматери. А вот и след Девы, дивный, тонкий, изящный, посреди бесчисленного моря отпечатков овечьих копыт. Гильельма провела пальцем по отпечаткам ступни и копыт, и снова улыбнулась стоящему в зените солнцу. Почему здесь след только одной ступни Девы? Или она стояла на земле на одной ноге, как это делают некоторые красивые птицы, ожидая, чтобы сюда приводили животных и почитали ее?

Внизу толпа людей, собравшихся на крещение ее маленького брата Арнота, расходилась из церкви, возбужденно переговариваясь. Она слышала детский плач. Ребёнок был голоден и плакал на руках своей благоухающей духами крестной матери. Она слышала громкие разглагольствования священника. Потом Гильельма узнала голос Азалаис, напевавшей песенку. «Святая Мария во Плоти, святая Мария отар, сладостная мать Иисуса, к тебе мы приводим наш скот, чтобы получить благословение…» Гильельма всегда улыбалась, слыша эти слова. Не насмешка ли это? Вот уж истинно, во плоти, покровительница отар — стад животных, предназначенных на бойню, чтобы их есть, чтобы превратить их в груды мяса для паштетов. Хорошо сказано, во плоти! Зачем приходят сюда эти обреченные на бойню создания? поблагодарить Деву за благословение? или попросить ее, чтобы она оставила их в живых?

Гильельма снова с улыбкой вспомнила слова Пейре из Акса, слова насмешливые, но правдивые. И разве это насмешка? Что говорят родители детям, священники — пастве, сильные — слабым, богатые — бедным? Что их слабости, их несчастья посылает им Бог. Таков порядок мира, так хочет Бог. Папа — Его викарий на земле, а король Франции — Его правая рука. Когда режут ягненка, просят благословения Девы. Если бы мы проповедовали в церквях, как священники… И если бы мы говорили, что это мироустройство, этот порядок, где ущемляют и сдирают шкуру, что он вовсе не по воле Божьей?

ГЛАВА 7 1303 — 1304 ГОДЫ

Ты, Пейре Бернье из Верден…, ты привёл в Тулузу еретиков Фелипа и Жаметту, прибывших из Сицилии, ты их опекал, сопровождал, ты ел вместе с ними в доме, который они нанимали, и ты согласился стать посланцем еретика Фелипа и пойти в Сабартес на поиски Пейре Отье, чтобы сообщить ему об их прибытии, и чтобы он с ними встретился…

Бернард Ги. Приговор Пейре Бернье, вновь впавшему в ересь (май 1309 года)

На следующий год, одним прекрасным июльским утром 1303 года некий странник, назвавшийся бродячим торговцем, который нес в своей котомке несколько ножей и блестящих иголок, пришёл в Монтайю и стал расспрашивать, где дом ткача Раймонда Маури. Это был высокий, крепкий человек с красивым, открытым и располагающим лицом и светло–голубыми глазами. Когда он откинул свой капюшон, стали видны его светлые, коротко подстриженные венчиком, как у клирика, волосы. Но непонятно было, то ли это тонзура, то ли нарождающаяся лысина. Открывшей дверь Гильельме он представился как друг добра. Девочка, ни секунды не колеблясь, сразу же впустила его и вежливо с ним поздоровалась. Её отец, ткавший на солье, сказал прибывшему вторую половину пароля, потом усадил его за стол и угостил собственноручно сделанным вином. Гильельма, помогая матери месить тесто, с интересом прислушивалась к разговору.

Этот человек звался Пейре Бернье, он так же, как и его старый товарищ и друг Гийом Фалькет, был родом из Вердена в Лаурагэ, и точно так, как и последний, делал всё, чтобы сопровождать добрых людей и защищать их Церковь. Он пришёл в Монтайю, чтобы передать привет дому Маури и всем добрым верующим от имени своего друга. А теперь он направляется в Тараскон, чтобы встретить Старшего, Пейре Отье, и передать ему новости из Тулузы, где сейчас находится его сын Жаум. Он сказал, что число добрых людей растёт и что ни в Пиренеях, ни в Кверси верующие не остаются покинутыми на произвол судьбы, без пастырей и Евангелия. Андрю де Праде, Гийом Отье, Понс из Акса — все они неустанно ходят с гор на равнины и обратно, обходя верующих. В самой Тулузе Церковь укоренилась и потихоньку обосновывается. Одна из дочерей Мессера Пейре Отье живет там уже несколько лет со своим мужем, закройщиком; их дом служит главным перевалочным пунктом для добрых людей по пути из Сабартес в Лаурагэ. Но религиозное подполье нуждается в своём собственном доме.