Непутевая - [5]

Завод мстил Халлспорту. В регионе, годном только для земледелия и добычи угля, его построили ради экономии средств. Он торчал в низине полноводной реки Крокетт, как туалет, скрытый от посторонних глаз позади особняка. Но, подобно всему скрываемому и презираемому, тем не менее играл в жизни города важную роль.

На другом берегу, соединенном с заводом железнодорожным, пешеходным и автомобильным мостами, раскинулся сам Халлспорт, названный так в честь своего основателя, деда Джинни по матери, Зедедии Халла, или, как все к нему обращались, мистера Зеда. Уроженец Южной Виргинии, он сбежал оттуда и обосновался в Теннесси, так же, как и на родине, добывая уголь. Потом умудрился убедить Вествудскую химическую компанию профинансировать строительство химического завода и города на другом берегу Крокетт. В те времена провинциальный юг считался у северных бизнесменов отличным полигоном — дешевая земля, покорная рабочая сила, низкие ставки, богатые залежи ископаемых, слабо развитое самоуправление. Мистер Зед нанял всемирно известного проектировщика и сам возглавил строительство.

Сквозь иллюминатор Джинни видела город: от Церковной площади с пятью большими протестантскими церквами отходила центральная Халл-стрит — с супермаркетами, мебельными магазинами, кинотеатрами, офисами и банками. На другом конце улицы, фасадом к церквам, расположился железнодорожный вокзал — тоже из красного кирпича. Вокзал и церкви были двумя полюсами — земным и духовным, питавшими энергией и украшавшими город. От центральной оси лучами расходились четыре главные улицы, а остальные соединялись с ними, образуя своеобразные шестиугольники. На этих боковых улицах стояли частные дома и особняки. «Похоже на паутину», — отметила Джинни, прищурившись, чтобы видеть только контуры города и не видеть то, что построили позже. Автор проекта не предусмотрел в 1919 году развития автотранспорта. Ни около церквей, ни на Халл-стрит негде припарковаться, съездить в центр в магазины и вернуться в тот же день стало проблемой. Поэтому несколько торговых центров разместились на боковых улицах. Во времена детства Джинни каждую субботу из близлежащих районов на ржавых «фордах» приезжали фермеры — продать овощи, купить продукты, обменяться сплетнями. Они собирались у железнодорожного вокзала, шумели, выпуская струи коричневого табачного сока сквозь гнилые зубы. Но теперь их нигде не было видно. Железная дорога и речное судоходство обанкротились, не выдержав конкуренции с междугородным автотранспортом. Когда-то красивый вокзал с орнаментом эпохи позднего викторианства был пуст, разрушен и размалеван непристойными картинками и надписями — творчеством учеников Халлспортской средней школы. Там собирались теперь бездомные хулиганы и дезертиры — выпить дешевой жидкости для чистки окон.

Ни один из отцов города, и меньше всего дед Джинни, не мог предвидеть странной болезни, от которой погибли почти все старые голландские вязы, обезобразив город. Он и представить не мог, что сюда явится людей в раз шесть больше, чем предполагалось. Приезжие настроят домишки, которые, как пятна экземы, тоже обезобразят город.

В Халлспорте были свои знаменитости. Там родилась миссис Мелоди Даун Бледсоу, победительница национального конкурса пекарей в 1957 году, в чью честь тогда Халл-стрит расцвела знаменами и флагами. Уроженцами Халлспорта были и Джо Боб Спаркс — лучший полузащитник штата, и сама Джинни Бэбкок — королева фестиваля табачных плантаций в 1962 году.

…Самолет подлетал к выщербленной взлетно-посадочной полосе, которую в Халлспорте громко величали аэропортом. Джинни увидела, как тень от самолета пронеслась над особняком, где прошло ее детство, — огромным белым зданием с колоннами и портиками; над подъездной дорогой; над рощей из высоких магнолий, согнувшихся под тяжестью кремовых цветов. С высоты в тысячу футов особняк казался настоящим дворцом довоенных времен. Но только казался. Дед построил его в 1921 году на пятистах акрах фермерского участка. Проект явно не подходил к восточным холмам Теннесси, зато повторял плантаторские особняки в дельте Мемфиса. За домом тянулись фермы — табачная и молочная, соседствующая с фермой Клема Клойда (первого любовника Джинни), которую построил его отец еще при мистере Зеде. Небольшой дом Клойдов стоял наискосок от особняка, а в противоположном конце участка виднелась деревянная хижина, в которую перебрался дед в последние годы своей жизни в знак протеста против деградации его любимого детища — Халлспорта.

Джинни вспомнилась фраза из письма. «Мальчиков я не прошу приехать, — писала миссис Янси. — У них своя жизнь. Сыновья — не дочери».

«Действительно», — пробормотала про себя Джинни, невольно подражая своей наставнице мисс Хед: та в подобных случаях не произносила это слово, а почти пела с самым страдальческим видом.

Пока самолет трясся по так называемой взлетной полосе, Джинни вспомнила, как часто приземлялась здесь в прошлом.

Мать обожала любительское кино и воспитывала Джинни и братьев, наблюдая за ними в глазок кинокамеры: первая улыбка, первый зубик, первый шаг, первый день в школе, первый танец — и так год за годом. «Кадры семейной хроники» — так называли эти фильмы Джинни и братья. Взлеты, посадки, прощания, возвращения… Вот Джинни в черной шерстяной кофте, наглухо застегнутой на все пуговицы, в обтягивающей юбке и красной корейской ветровке покидает дом, чтобы учиться в Бостоне; вот она в элегантном твидовом костюме, очках в роговой оправе, со строгим узлом на голове — спустя год, когда приехала на каникулы; вот она в светлых джинсах, черном свитере и сандалиях «голиаф» — когда стала любовницей Эдди Холзер и сбежала из университета, вот она в красном блейзере Добровольного пожарного отряда — когда вышла замуж за Блисса. Такой уж она была. Даже в ресторане, сделав заказ, она меняла его, заказывала то же, что и сосед, потому что не верила, будто кухня станет возиться с ее оригинальным блюдом. Нищие, клянчащие деньги на автобус, чтобы навестить умирающую мать; лысые кришнаиты, играющие на тарелках под неряшливым плакатом «Доверься судьбе — и никто не бросит в тебя камень», — такие люди неизменно находили ее в толпе. Надо признать, Джинни была легкой добычей. Наверное, она выглядела несчастной, ранимой и очень доверчивой, и это тот случай, когда внешность не была обманчивой. Джинни была готова поверить во все что угодно.